Чувства под запретом - страница 19



“Я, конечно, не в курсе о пристрастиях твоих партнерш, но лично я предпочитаю принимать активное участие в процессе. А это, в совокупности с низкой крышей машины, чревато сотрясением мозга…”

Отправляю сообщение и слежу за реакцией Александра. Сначала он улыбается, потом громко сглатывает и переводит на меня слегка затуманенный взгляд. Да, дорогой, можешь сколько угодно в красках представлять себе наши “попытки”, тебе ничего подобного не светит. Я некстати вспоминаю, что у самого Булавина тачка повыше этой, а значит и раздолья больше, но тут же гоню от себя эти мысли. Этого еще не хватало! Мало мне воображаемого секса в прихожей, теперь ждать когда мое истосковавшееся по ласке и любви подсознание подкинет очередную фантазию с Булавиным и его тачкой в главной роли.

Такое впечатление, что он читает мои мысли, потому что через секунду мне приходит очередное сообщение:

“В моей машине гораздо больше места. Ни на что не намекаю… Хотя кого я, нахрен, обманываю, очень даже намекаю, Дарья.”

И несмотря на то, что это текстовое сообщение и я не слышу его голос, подсознание услужливо озвучивает его слова и растягивает мое имя в булавинское фирменное “Дааарья”, от чего мои ноги превращаются в желе. Как хорошо, что в данный момент я сижу.

“В твоих мечтах, Булавин”, — отправляю я и, пользуясь тем, что Полина как раз нашла свободное место на университетской парковке и заглушила двигатель, выскакиваю из машины, буркнув ей “спасибо” напоследок.

11. Глава 11

На большой перемене меня находит Марат и с упреком вопрошает:

— Почему я только сейчас узнал, что ты осталась без тачки? И не от тебя, прошу заметить…

— От кого же? — удивляюсь я, гадая кто там активно распространяет сплетни.

— Слышал как Реутов интересовался у Булавина состоянием его яиц. Переживал, что ты его их лишила.

— А у него на них какие-то особые планы или он просто так переживает?

— Понятия не имею, — смеется Скалаев. — И искренне надеюсь, что если какие-то планы у него есть, меня он в них посвящать не будет.

Я смотрю на друга и сама начинаю невольно улыбаться. Я настолько привыкла к напускному равнодушию или хищному оскалу на его лице, что каждый раз видя его улыбку, я на мгновение замираю. В этот момент он так похож на обычного мальчишку, каким мог бы быть, сложись его жизнь по-другому.

— Не уходи от темы, — его глаза подозрительно сужаются. — Что у вас там произошло?

— Ничего серьезного, — отмахиваюсь я. — Булавин въехал в мой зад.

Губы Марата расплываются в глумливой улыбке и я вздыхаю, словно терпеливый учитель, объясняющий “многочлен” озабоченным школьникам.

— В зад “фиесты”.

— Я понял, — заверяет меня Скалаев. — Хотя, уверен, в твой зад он бы тоже с удовольствием “въехал”.

— Иди к черту, — беззлобно ворчу я.

— Что? — притворно возмущается друг, — я всего лишь констатировал факт, зад у тебя зачетный, а Булавин вроде не слепой. Хотя, если учесть, что он не заметил твою тачку перед собой кое-какие проблемы со зрением у него все-таки имеются.

— Вот именно! Наверняка втыкал в телефон вместо того чтобы смотреть на дорогу. А я теперь без машины осталась на эти дни.

— И вот мы плавно вернулись к началу нашего разговора: ты чего мне раньше не сказала? Я бы поработал твоим личным водителем. Неужели успела соскучиться по общественному транспорту?

Соскучиться я, конечно, не успела, но и напрягать Марата тоже не хотела. Он сам жил на заброшенной фабрике на другом конце города и для того чтобы заехать за мной утром, ему бы пришлось выезжать как минимум на час раньше. Хотя, не спорю, соблазн променять свою старушку на его “мазерати” у меня был. Но я отмахиваюсь от его претензий и напустив в голос равнодушия, говорю: