Мы приходили на городской рынок за эстетическим наслаждением, за положительными эмоциями и впечатлениями, которых не хватало в чужом, незнакомом городе.
– Эх, были бы деньги, я бы тебе во-он то платье купил!
– А я бы тебе – в-оон те джинсы!
Потолкавшись и промёрзнув до костей, мы, тем не менее, довольные возвращались в нашу съёмную квартиру.
Я готовила обед, а Пашка смотрел телевизор или читал немудрёную книгу, коих было несчётное количество в хозяйском шкафу.
…
В фойе, на диване, облокотившись на подлокотник и подобрав под себя длинные красивые ноги, скучает Оля.
Она невозмутимо и неспешно грызёт и без того короткие ноготки.
Миловидная девочка обещает со временем превратиться в настоящую красавицу: нежный овал лица, вьющиеся от природы белокурые локоны; взгляд – чистый, лазоревый, словно море – в минуты покоя. Глаза Оли подведены чёрными стрелками, на губах – ярко-розовая помада. И где только косметику берёт?
– Оль, ты чего загрустила?
– Да надоело всё!
Оля перестаёт грызть ногти, расправляет на коленях короткую юбку. Пальцы у Оли красивые, как у пианистки, с овальными розовыми ноготками.
– А что случилось?
– Юливанна, хотите кое-что расскажу?
Девочка театрально закатывает глаза, часто-часто хлопает ресницами, губки складывает «бантиком». Артистка!
– Ой, сколько я натерпелась, Юливанна, вы себе не представляете! Мой папка, представляете, убил мамку!
Оля округляет глаза и отводит взгляд куда-то вверх и вправо:
– Представляете? Папку посадили, а меня в Детдом отправили.
Оля рассказывает об этом так просто, словно говорит о привычных, обыденных вещах – о погоде или успехах в школе. Чувствуется, этот рассказ она повторяла много-много раз в своей недолгой тринадцатилетней жизни.
– А знаете – за что?.. Потому что мамка была гулящая. Хотите, я вам фотки покажу? Кстати, я на мамку похожа!
Со снимков, сделанных любительским фотоаппаратом, смотрят белокурая миловидная женщина, приятный брюнет строгого аскетичного вида и девочка лет шести.
– И правда, ты очень похожа на маму… Оля, ты давно здесь?
– Четыре года… Представляете, как мне всё на-а-д-оо-е-л-оо! – растягивая слова, отвечает девочка и вновь кусает ногти…
– Оля, понимаю, как тебе нелегко, но и здесь можно жить, государство о тебе заботится. У тебя всё ещё впереди!.. Может быть, тебе помочь с уроками?
– Я с вами поделиться хотела, по душам поговорить, а вы – уроки!
Оля наигранно обижается, вскакивает с дивана, и, вырвав из моих рук фотографию, бежит в комнату.
Я вновь остаюсь наедине со своими мыслями.
…
– Зоя Ивановна, у вас наверняка есть корвалол…
– Деточка, что случилось? Ну-ка, раздевайся.
Старушка усаживает меня за кухонный стол, но вместо корвалола достаёт из серванта бутылочку:
– Наливка, вишнёвая. Давай-ка по одной…
Мы выпили; наливка оказалась удивительно вкусной и ароматной.
– И что, прямо так и сказала «вылизывайте пол»?
– Прямо так и сказала.
Лицо у Зои Ивановны кривится, как от зубной боли.
– А ты чего?
– А я испугалась.
– Понятно… Эх, жалко, что меня там не было, я бы показала этой Ибрагимовне «кузькину мать»!
Зоя Ивановна швыряет вилку с такой силой, что вилка, будто живая, отскакивает от крышки стола и летит на пол. Артемон испуганно прячется под стол, Лёвка молниеносным прыжком взлетает на холодильник.
– И что бы вы сделали, Зоя Ивановна? Поскандалили? В таком случае, вас немедленно бы рассчитали, как это случилось с тётей Валей.
