Потом был самый счастливый сад – Рождественский. Детская мечта о пряничных домиках, карамельных деревьях, целом лесе Новогодних ёлок, наряженных конфетами и пряниками, о Святом Николае, исполняющем заветные желания. В этом саду стоял ледяной дворец, его окружала мандариновая роща, а перед дворцом — скульптуры из льда.
Создавая мир, населяя его новыми героями и фантастическими животными, Иван помнил о том, что это только игра, способ сделать мечту видимой. Каждый праздник дарил новые краски и образы, но однажды они померкли.
Не в седьмой, а в двести сорок девятый, или даже в триста шестьдесят четвертый (в семь дней мог уложиться только Господь Бог), Иван окинул взглядом свой мир и сказал: «это хорошо». И тогда же он понял, что стоит не среди алых и белых роз, у фонтанчика с целующимися голубками, а в совершенной пустоте, где-то снаружи, и, сколько бы не старался, никогда не войдет ни в один из своих садов. Горькое прозрение — его мир живёт отдельно от создателя! Иван никогда не сможет стать его частью, жители замков и городов не заговорят с ним, Принцесса не пригласит в свой чайный домик, а единороги не возьмут корм из его рук. Он не сможет утолить жажду из источника, погрузить ладони в прохладную воду. Солнце этого мира не согреет его, а дождь не освежит лица. Невидимым будет переходить он из сада в сад, понимая, что всё это — лишь картина, живая, и недоступная.
Иван был не из тех, кто сдаётся, он решил найти связующее звено между собой и миром своей мечты. Свою Еву, чтобы обрести счастье в сетевом Эдемском саду. Она должна была родиться, стать живой. Иван не думал о библейских преданиях, но создал её из самого себя.
Он стал писать ей письма на несуществующий адрес. Каждый день. Подробно рассказывал о Фармандии, об их доме, о счастливой жизни. Он говорил ей о временах года, которые сменяются в этой волшебной стране, о том, как хороши дубовые леса осенью, какие сны видят зимой феи. Рассказывал о весенних играх русалок, о птенцах цапли и о белоснежных жеребятах единорогов с короткими смешными гривами, грустными глазами и нежными розовыми губами. На рождество он привёл её в Пряничный город, там, в маленькой чистенькой таверне, они пили душистый горячий шоколад, ели имбирные пряники, загадывали желания. Потом гуляли в мандариновой роще. И было странно видеть снег, лёд и на фоне этого зелёные кроны и рыжие круглые плоды.
Обо всем этом и о многом другом рассказывал он Джой в десятках писем. И о своём реальном доме тоже говорил. С ней он не стремился быть другим, чем на самом деле. Потому что её самой не было и Иван не мог опасаться, что разочарует Джой.
В реальной жизни Иван трудно общался с женщинами.
Короткие неудачные связи в юности убедили его, что не стоит тратить время на несовершенную во всех отношениях любовь. Но Джой была идеальной, она казалась Ивану воплощением всего самого лучшего. Когда он мысленно говорил с ней, то не придумывал за неё ответы. Он слышал её. Он любил её потому, что Джой совершила невозможное – она позволила Ивану жить в Фармандии и ещё он мог говорить с этой девушкой о чём угодно.
Письмо от Джой было совсем коротким:
«Здравствуй
Я приеду в 12.
Джой»
— Не может быть, не может быть, не может быть!!! – Иван схватился за голову. — Это я назвал её Джой, потому, что она должна была стать радостью Фармандии, душой моего мира, моей мечтой. Она не могла получать моих писем, не могла и отвечать… почему же именно сегодня?
