Вскоре кэб остановился у большого красивого дома в три этажа с парадным. Лакей в тёмной ливрее открывал дверь паре, входящей внутрь. В холле гостиницы ярко горели лампы, целое множество ламп.
Стоддард вышел из машины, подождал, пока кэбмен передаст ему чемодан. Приняв его из рук водителя кэба, Филипп склонил голову в знак прощания, развернулся на каблуках и зашагал к высокому крыльцу. Поднялся по ступеням и вошел в распахнутые перед ним двери.
Внутри было тепло. По мягкому с пышным ворсом ковру он прошёл к администрации.
– Бронь на имя Филиппа Стоддарда! – сообщил он, протягивая паспорт для уточнения.
– Да, сэр! Номер 30! Желаете отдохнуть? – девушка дала мужчине ключ.
– Нет, я лучше поужинаю, мой багаж… – начал он.
– Доставят сейчас же в номер, сэр! – она была бойка и молода. —Вы можете пройти в ресторан, налево, пожалуйста…
– Благодарю, – чуть опешил от её напора мужчина.
Отдал багаж и пальто в новые руки, но сам пошёл, куда указала администратор.
В ресторане тоже было уютно. Он занял свободный стол в углу, заказал вина и жаркое, мимоходом подумав, что впервые за день примется за еду. Официант принёс вино и, когда он вновь скрылся на кухне, Филипп с удовольствием пригубил ароматный напиток. Такую легкость на сердце, полное отсутствие мыслей в мозгу и такую пьянящую отрешенность от происходящего, он испытывал в первый раз за долгие месяцы.
Возможно, задержаться в Лондоне стоило подольше ради этих невероятных ощущений?
Джордж Тагэрти приехал через неделю после Ричарда. Полина с детьми не отправилась на вокзал и, честно сказать, даже забыла о его письме, в котором он предупреждал о своём визите. В первую неделю после того, как Риччи вернулся из университета на каникулы, он занималась, как потом утверждала не раз, очень приятными для себя делами. Она с плохо скрываемой радостью подготовила для племянника его старую комнату, и теперь каждое утро, и вечер, как раньше, накрывала стол в кухне завтраком и обедом. Сначала на четверых, по-семейному, но в последние дни к ним присоединилась и миссис Эбигаэль; ей наступившее оживление в доме было по душе, а капризность её словно исчезла.
Джордж Тагэрти, давний друг Дэвида Николлса, приехал в пятницу очень поздно. Старуха Эбигаэль, после чашки некрепкого чая ушла к себе наверх, Бекки и Митчелл вскоре после неё тоже отправились спать. Рич, погасив в гостиной камин, набросил на колени дремлющей в кресле Полины шаль, и ушёл наверх.
Полину разбудил звук приближающегося мотора. В полной тишине вечера он казался рычанием готового к атаке хищника. Женщина вздрогнула и замерла на месте, ожидая. Потом тёмную комнату с единственной зажженной лампой озарил стремительно подвижный свет фар, так, что на несколько секунд стало намного светлее. Затем комната снова погрузилась в темноту. Мотор заглушили поблизости, и опять наступила звенящая тишина.
Полина ещё сидела в кресле, когда услышала тонкий протяжный скрип калитки. Потом с таким же неровным звуком калитка затворилась, и поначалу ничего больше не было слышно. Но затем послышалась тяжёлая поступь на подъездной дорожке к дому. На крыльцо кто-то взбежал, раздался стук в дверь, отчётливый и пронзительный и ещё, страшноватый; Полина никого не ждала так поздно.
Он повторился ещё раз, и только после этого Полина нашла в себе силы подняться со своего места, подойти к двери. В дверь постучали снова, прежде, чем женщина отворила её, не снимая, однако, цепочки.
