– Я буду скучать по тебе, Фил!
– Я тоже, – заверил мужчина.
– Нет, ты никогда по мне не скучаешь, – капризно оборвала Китти. – Вечно уезжаешь, бросаешь меня, всё время тайные дела, а я так одинока… – старая женщина всхлипнула.
Ох, напрасно Филипп решил, что сестра в прядке. Он видел, как дрожит от рыданий материнская камея на её шее.
=А насчет одиночества, когда меня нет рядом, у тебя есть Крис…
– Не смей трогать мальчика, – неожиданно резко перебила Кэтрин. – Не смей трогать мальчика, ты на него дурно влияешь, на моего внука! Он и так всё больше на тебя походит, такой же ужасный сумасброд, и также ни во что не ставит меня, как ты! Мечтает с тобой уехать… Как же я устала от вас обоих… -в сердцах вскрикнула она, ударив брата ридикюлем по плечу.
– Хватит, хватит, Китти, я и без этого ужасно себя чувствую… -Филипп крепко обнял её и говорил, не терпя уже возражений.
– А я… -всё плакала старая женщина и, выпустив сестру из объятий, он увидел неподдельные слёзы, блестящие в глубоких бороздах её морщин.
– Хватит, – повторил он, и голос его постепенно погас сам собой, сестра утихла в новых объятиях.
Объятия распались, когда с оглушающим рёвом к платформе, весь в клубах дыма, подошёл поезд на Лондон. Кэтрин Брайт должна была отпустить брата. Она ещё не пришла в себя после приступа истерики, и Фил вручил ей платок утереть искренние слёзы. Затем он взял чемодан, посмотрел на сестру ещё раз, но не позволил себе коснуться целомудренным поцелуем её лба, не желая повторения рыданий. Медленно пошёл, укутанный дымом, по платформе к своему вагону, в сопровождении неизвестно откуда появившихся других пассажиров.
Какое – то время Кэтрин ещё видела брата, но потом окончательно потеряла его среди разноцветных, словно припыленных, пальто.
С гудком, оповещавшем о начале пути, поезд тронулся. Платформа быстро пустела; проводившие своих родных оксфордцы вскоре должны были заняться привычными насущными делами. Те же, с кем они попрощались ранним утром, сейчас располагались в купе и ещё успевали подарить им последние поцелуи.
Филипп, с трудом пробравшийся к своему месту сквозь скопление пассажиров в вагоне, уже не увидел сестру. Он представил, как она одна возвращается к такси, и оно мчит её домой, только сейчас на улицах намного светлее, восходит солнце.
Мужчина досадливо уставился на свой потрёпанный во многих поездках маленький чемодан. Китти, верно, очень подавлена сейчас. Никогда он не понимал до конца или же и вовсе не понимал, как сестра к нему привязана. Она любит его, как можно любить что-то очень дорогое, но вместе с тем приносящее беспокойство и порой страдания. Да, страданий он принес с лихвой…
В пейзаже за окном Филипп не находил ничего нового, и ничто не волновало в нём. Он проносился мимо, не затрагивая сознание, а мысли брата Китти так и остались дома; его грызло теперь чувство вины перед сестрой. Забавно, подумал он, как сестра с самого детства против воли могла внушить ему это самое чувство. Она с особым талантом могла заставить брата почувствовать себя настоящим эгоистом, хотя эгоистами они могли считаться в равной степени.
Непостижимым для ума, совершенно удивительным образом, всегда заботясь друг о друге, брат и сестра проявляли в заботе столько себялюбия и болезненной зависимости, что могли бы со временем возненавидеть один другого.
И снова он, ни о чём больше не думая, взглянул на чемодан, своего верного, увы, неодушевлённого товарища. Вещей с собой мужчина взял очень мало отчасти потому, что обещал сестре быстро вернуться, но втайне признался себе, что, пресытившись Лондоном, сам будет жаждать уехать в тихую деревеньку в Оксфордшире, домой.
