Я сломал ей несколько рёбер. Натали попала в госпиталь, а меня не уволили благодаря вмешательству отца моей невесты, старого московского генерала, по заступничеству которого я был переведён в другой округ, в самый отдалённый отряд, куда немедленно приехала и его дочь, не дожидаясь квартиры. Около года мы снимали жильё. Это был самый тяжёлый для нас год, потому что я называл супругу чужим, ненавистным для неё именем, которое словно приросло к моим губам. Я звал её «Натали», не соображая, почему тихая москвичка вздрагивает и бледнеет, но постепенно привык к её имени, к её зелёным, грустным глазам и даже полюбил мою жену, оказавшуюся заботливой и терпеливой женщиной, в дальнейшем разделившей со мной все тяготы пограничной службы и не только. То, что последовало за увольнением из войск, оказалось куда тяжелее, чем мы предполагали, но это уже другая история. Я почти забыл про Натали.
И вдруг, впервые за много лет – этот тайфун и эти слова. Разумеется, жена сказала их случайно, ведь я никогда не рассказывал ей о черёмухе и уж тем более о подробностях наших свиданий с Натали! О пледе она сама благоразумно молчала, не спрашивала никогда – он так и остался в холостяцкой квартире. Но всё-таки её слова прозвучали неприятно.
– Да, настоящий тайфун, – повторил я, движением головы стряхнув с себя наваждение. Проверил, плотно ли закрыты окна, и вернулся следом за женой в квартиру.
Буря бушевала весь вечер и всю ночь и успокоилась с восходом солнца. Проснувшись, мы побежали на балкон посмотреть, что она натворила, и ахнули: гранитные шары, невероятной силой сдвинутые с мест, были разбросаны по всей набережной, словно надувные мячики, повсюду валялись разорванные железные цепи и лежали упавшие фонарные столбы. Море выглядело грязным и ещё сохраняло тревожный стальной оттенок, хотя движение волн было неторопливым и спокойным, как всегда.
– Завтра можно купаться! – сказала уверенно жена, увлекая меня на кухню завтракать.
Ноябрь 2011 г.
Ко мне приехал мой старый приятель, с которым я подружился во времена далёкой курсантской юности и с которым какое-то время после окончания Московского училища поддерживал связь, изредка созваниваясь. Знал, что он женился вскоре, что так же, как и я, уволился из пограничных войск в начале девяностых, после чего надолго потерялся из виду. А когда я нашёл через другого приятеля, то позвонил ему и позвал в гости, помня, что он всегда был лёгок на подъём. Гриша обрадовался приглашению и правда прилетел через полгода вместе со своей женой в самый разгар купального сезона – в конце июля, когда вода в заливе Жёлтого моря становится тёплой и купаться в ней одно удовольствие. К тому же в это время появляются дешёвые креветки – под пиво они в самый раз, словом, есть все условия для дружеского отдыха.
Я встречал их в аэропорту, с волнением высматривая среди китайцев белые лица наших гостей, ничуть не сомневаясь, что узнаю своего товарища. Прошло почти тридцать лет, как мы расстались, поэтому можно понять то нетерпеливое любопытство, которое заставляло меня вставать на цыпочки и сильно вытягивать шею, чтобы первым заметить его. Мы увидели друг друга одновременно, встретившись глазами. Он поспешил ко мне навстречу, мы обнялись. Гриша совсем не изменился, оставшись таким же красавцем и здоровяком, каким был в молодости, только немного располнел, что в какой-то степени даже облагораживало его. Его голубые, с лёгкой поволокой глаза смотрели весело и твёрдо, тёмные, слегка волнистые волосы немного поредели, но всё ещё были хороши, если не считать небольшой седины на висках.
