Дети Николая, устав ждать окончания не в меру затянувшегося банкета, созвонившись со своей мамой, супругой Коли Михалыча Изидова, Катериной, уехали к дому своим ходом. Брат их безропотно отпустил, пробурчав, что они уже мол сами с усами и переживать здесь пустое.
И вот, неспешно вкушая вареные сосиски с салатом «Оливье», я сквозь высокий запотевший бокал с пивом, наблюдал за бесконечностью людского потока за стеклом.
Наше окно располагалось в удобном углу и выходило как раз на зебру светофорного перехода примыкающей к Невскому проспекту улицы. Брат восседал с левой стороны и старательно дожёвывал свою вкусную, с коричневым неровным мазком ядрёной горчицы, розовую сосиску.
Всё было как-то удивительно правильно, я чувствовал что именно сейчас так и должно всё происходить. И эта столовая, и брат сбоку от меня, словно застывший во времени, с нанизанной на вилку недоеденной сосиской, пиво, рядом с прозрачными стопками, на столе, салат «Оливье» – всё это жизненное и обыденное находилось в том самом ускользающем в прошлое миге – «здесь и сейчас». В том самом «здесь и сейчас», что искромётно всплывает в воспоминаниях и знаменует неким значимым, нестираемым временем, триггером событийный ряд памяти, иными словами – является своего рода надписью на ящичке в картотеке памяти. …
Я наблюдал и люди шли, разные люди, мужчины и женщины, дети. Люди совершенно не выглядели напряженными или опечаленными житейскими проблемами. Это казалось удивительным. Жители воюющей с коллективным западом державы, если их концентрированно экстраполировать на этот бесконечный ход разнообразных судеб, двигающихся по переходу, не были ни несчастными, ни подавленными. Разнообразие одежды, разных расцветок и фасонов, поражало воображение. Люди улыбались и своим поведением подпевали действительности. Они конечно же не идеально-разумные, не логически выдержанные, как помню, однажды выразился мой однокашник, они носят в себе сонмище собственных ошибок и переживаний, не замкнутых контуров реальности, а у кого сейчас замкнутый контур, днём с огнём не сыщешь такого индивидуума, такие люди теперь в основном пенсионеры трудной судьбы, пережившие многое и обладающие достаточным интеллектом дабы уловить замкнутость бытия, или священники – настоящие, духовновыросшие мужи, наблюдатели способные повлиять на духовное мироощущение человека.
Я прекрасно помню чёрно-белые девяностые, кожано-кепочное начало двухтысячных, всё конечно же идёт своим чередом, в каждой стране с небольшим опережением или отставанием, но в целом, вывод напрашивается сам собой.
– Они не такие как раньше, – высказал я своё мнение, обращаясь к брату.
Коля дожевал свою сосиску и утвердительно кивнул, он вообще классный, мой любимый братец. С ним можно разговаривать долго и содержательно, ему можно доверять истории собственного сердца, он их несомненно выслушает, пропустит через себя и внесёт свои поправки. Даже, если сочтёт нужным, поможет правильно расставить знаки препинания. Такое поведение в нынешнее фельетонное время большая редкость. Люди сейчас другие, запертые в своих телефонах, автоматически подбирающих то информационное поле на которое собственноручно запрыгнул их пользователь. Правды как таковой не существует, есть информационно-виртуальная кривда, адаптированная под интеллектуальный порог конечного потребителя. А поскольку эпоха фельетонная, то и порог этот крайне низкий. Дебилы порождают дебилов и процесс этот превалирует – дураки рулят собственным большинством.
