С тех пор он спал с ножом Ткача в руке.
В Зеркальных Безднах, куда он теперь приходил тайно, тени стали материальнее. Они копошились у его ног, шепча на языке, который он начал понимать:
– Они знают. Они всегда знали. Ты просто первый, кто осмелился услышать.
Когда он попытался коснуться одной из теней, та впилась в его ладонь клыками из сгущенного мрака. Боль была иной – не физической, а экзистенциальной, будто кто-то вырывал куски его сущности. На руке остался шрам в виде все того же трехкругового символа.
Сомнение переросло в знание.
Теперь, вглядываясь в лица других ангелов, он видел трещины. Мельчайшие, почти невидимые, но они были: у основания крыльев, вдоль линии челюстей, в зрачках. Как будто вся Небесная Сфера – идеальная, вечная – была фреской, краска на которой трескалась от возраста.
И тогда он вспомнил слова голоса из портала:
«Кто соткал саму ткань?»
Ответ пришел сам, в ночь, когда он нашел первое мертвое созвездие.
Оно висело над Садами Вечности – группа звезд, чей свет погас, превратившись в черные дыры, втягивающие в себя сияние вокруг. Ангелы-садовники в панике метались между ними, пытаясь оживить свет, но Ариэль видел правду: звезды не умерли. Их задушили. На месте каждой из них зиял все тот же символ – три круга, точка-зрачок, выжженный в самой материи небес.
Когда он протянул руку, чтобы прикоснуться к холодной поверхности мертвой звезды, жемчужина в его кармане взорвалась черным пламенем.
Огонь не жег. Он раскрывал.
Пространство вокруг звезды истончилось, став похожим на гниющую кожу, и сквозь нее Ариэль увидел их. Существа, не принадлежавшие ни свету, ни тьме, с телами из сломанных перспектив и глазами – вереницами бесконечных порталов. Они копошились по ту сторону реальности, методично, как черви, проедая дыры в ткани мироздания.
Один из них повернул к нему нечто, что могло быть головой.
«Добро пожаловать в просветление, Ткач»
И тогда Ариэль понял: его сомнение было не семенем.
Оно было сигналом.
Тело Ариэля больше не принадлежало ему. Под кожей, сотканной из света, что-то шевелилось. Как личинки, выедающие плоть изнутри, но вместо плоти – саму материю его божественной сущности. Он стоял перед зеркалом в своих покоях, вцепившись в края рамы, и наблюдал, как его крылья медленно обрастают чешуйчатыми наростами. Каждая чешуйка была крошечным зеркалом, отражающим не его лицо, а фрагменты иных миров: города из скрюченных костей, океаны кипящей смолы, бесконечные коридоры с дверьми, за которыми слышались молитвы на мертвых языках.
Его священный нож Ткача, некогда сиявший, теперь покрылся ржавчиной цвета запекшейся крови. Когда он попытался очистить лезвие о край мантии, металл застонал, как живой. Из зазубрин сочилась черная слизь, пахнущая гниющими цветами.
Тени стали наглее. Они уже не прятались.
В Зеркальных Безднах, куда Ариэль спускался тайно, земля под ногами дышала. Каждый шаг оставлял углубление, из которого выползали существа, похожие на сплющенных младенцев с крыльями летучих мышей. Они цеплялись за его одежду, щебеча:
– Он ждет. Ты нужен Ему. Ты уже Его.
Один из них впился зубами в его лодыжку. Когда Ариэль сорвал тварь, на коже осталась рана в виде трех переплетенных колец. Она пульсировала, как второе сердце.
Вернувшись в Ткацкие Чертоги, он обнаружил, что его станок исчез. На его месте зияла дыра, из которой доносился стук – медленный, ритмичный, будто гигантское сердце билось в глубине. Края дыры были покрыты влажными ресничками, дрожавшими при его приближении. Ариэль заглянул внутрь и увидел Его.
