«Над желанием общества встали мне путы, но в ночной тишине из
пути ниоткуда слышит разницы полная в сущности лун – мне
сегодня погода играть свысока».
«Между женской и лунной природой ты снова – видишь общества
маску и риски, откуда знать не можешь условие времени – будто
стало ветром твоё откровение в чувствах».
«Чёрный ворон уселся в подножии рока и виляет хвостом по судьбе
одиноко, чтобы плыть за Вселенной у праздного горя, где горит
слабо мыслью – тот солнца пожар».
«Минуты пишут в точности на масках, что ночью ты остался в мере
славный, такой наивный в мудрости, что слышно, как воздух
переполнился пространством».
«Музыка вновь поиграет на чёрном, верном твоём полотне, где бы
слово видимой ясности в ночи упрёков – стало блюсти одиночество в
жизни».
«Монолитная грань от рождения в ночи – стонет в позе людской, что
сегодня не против жить фатальностью позы главенства и маять
удивление близкое, будто бы память».
«У ночи вылит в золотой оправе и странный вид напоминает в
чувствах – сегодня ветхий мир на пережитках, что ты один остался
там, как ворон».
«Почему ты не льёшь эту солнца осеннюю пыль веков, затворяя
свой низменный почерк, ведь тебе для ночной пустоты не просили
мы – жить и звать единение в разнице силою?»
«Если дурак мне не может покоем вызнать за притчей скупое в
раздолье – значит и я не могу этим ночью знать обезумевший вид
одиночества».
«Маски сброшены в маленькой линии, путы спрошены жить по
оставленной идеальности заданной памяти, чтобы русскому в
старости верить – в ночи».
«За другой постановкой исчезла нам смерть, но стоит этим ночь и
губами прядёт идеальную встречу от сумерек почерком, будто
высмотрел взглядом природы – ничьей».
«На тебе не рубаха, не солнца тесьма, на тебе долгожданные
проводы ночи, за которой ты ждёшь свой ответ над бедой, повторяя
свой дух идеалами прошлыми».
«Давно приметил ад наедине и скоба в сто частей понятна мне, что
гвоздь доселе вбитый в середину – искусственного утра на окне».
«Ты не голый, но сам одолел боли мира и этим созрел здесь идти по
сердцам – вслед за чувством, что у ночи души идеалы совьёт».
«Прямо иль тихо ты вышел из дома, точно упорный актёр и
привычка думать из чистого – чистого лона, что на грязи ты не
будешь – отмычкой».
«Право мне советует, как только жизни ты отдал вторую мину – там
отдать и третью, чтобы звонко шла пожаром ночь по переливу».
«Если воин в ночи не такой и плохой – то от чувства ты ждёшь
построение в личном, неприметном сюжете, что можешь рукой ты
достать до небес, опуская им ветер».
«Лунный дух снабдил меня погодой, чтобы лучше видеть в дар
земли, чтобы идеалами от моды стать серьёзней – прямо до зари».
«Где змея показала клыки на природе – там истошный ты страх
пережил и вопишь, что сегодня не будешь искусством на моде, так
прилежно в ночной темноте повторять – этот стих».
«Безумию рука сказала прямо в спину, что город спит в огне и
между ровных дней – нет места привыкать сюжетом воедино, вести
тот ужас глаз – напротив смерти в нас».
«Слепок на маске, как дух африканский в чистой низине из
медленных бед тонко укроет ту впадину жаркой, будто уснул ты
внутри для поэта».
«Мне во французском кабаре искали много лиц – немые толки, а ты
всё множил обществом иголки, чтоб к бару среди ночи подойти».
«За здравие мы пили в сто свечей и также отмечали в поле гулком,
но ночь прошла, а в качестве речей – не стал мне мир убогим
промежутком».
