когда-нибудь вылепит рай, словно наледь – другой каравай».
«Ожиданием к смерти ты пуст и гордишься сегодня, что чувство -
только мирный урон голове над прекрасным расспросом в войне».
«Нет в тебе обязательства мстить, нет другой чистоты уходить в
сложный фатум такого лица, где искусишь ты нос мудреца».
«Над Европой нет смелости взять, словно хлипкий картон – эту боль
и направить над должностью вспять муку сложенной мысли – на роль».
«Бедный просит и многим не мстит, но к прохладе за осенью слог
будет в редкой расщелине глаз – только ношей в потомственный день».
«Умоляешь и искоркой в день – ты направлен под нить от тоски, где
у формы скитается лень в оправдательной маске твоей».
«Тише воздуха, ниже воды – ты сегодня над телом в себе и
нечаянной цельностью вдеть хочешь новый обломок судьбы».
«Ещё не говорил, а вепрь в глазах раздул позорно ноздри между
скал безумной параллели принимать – свой ужас, как несчастье и укор».
«Русский для русского в душу томит день из под ветра по тени, но и
для каждого в том говорит свой необычности флирт».
«Словом не видел Европу, а спал в медной чутью идиоме над теми,
кто у приданого в сердце – слеза в выемке нового хода на завтра».
«Развод на лоха, что плохая слеза и долгая нить поворотного рока -
мне будет отсюда играть свысока, чтоб сердце держать у порока».
«На ужин ты чутко в судьбу прикорнув – задвинул идейности
подлую нить, что завтра мы будем искусство хранить над нервным
осколком души, словно мудрость».
«Нет в тебе эталона упасть на виду, но из вечности сам ты наивен и
честь не упала под разный акцент на ходу – безыдейности странной
приметы от встречи».
«Долго думаешь в мире, как форму хранить в этот день
безутешности счастья во мне, словно роком к лицу подводя эту суть
в неприличии подлинной маски своей».
«Не буква и не слово нам на дню карают целый день под эталон, но
будущему способу за мысль – узнать идейность русскую свою».
«Тленный путь, словно город во сне мне пригрезился к счастью и
вот – на уме только день – анекдот и прошедшее в истинах долгого мира».
«Воинственный оскал внутри беды не знает почерк зримый между
нас, но сам ты им расставил потому – таинственное формулы о фарс».
«Культура лет не прочит нам урон, не тлеет долгий путь наедине, но
в каждом благородстве отдохнуть ты снова предлагаешь этим мне».
«Витязь в природной обложке души, вымысла остров и странный
надзор между остывшей манерой в себе – словом поодаль свободы
несёшь».
«Настал тот русский час и днём во мне искрится форма бытия в
огне, чтоб снова рассказать внутри ответ для времени культуры, где
и бег – свободный пьедестал любви и мира».
«Нет у проседи мелкой коры, нет у вечности слова плохого, но
уводишь ты счастью свой мир – для другого..»
«Вынимаешь из слов кошелька свой придирок застенчивый смысл и
коришь этим душу впотьмах, чтобы странностью вылепить мир».
«Может русский не мёртв, может спало то жало, будто пленный
мотив из под времени вжал напоследок твой собственный шанс, где
устало ты возводишь посыльному ветру – тот ад».
«Мне бы русской стихии и в воле уснуть на прибрежном раю
необъятности мысли, что сегодня в душе нахожу на краю утопизма
из злого потока – в корысти».
«Авторский след неподдельной души, словно посыльный из недр на
приливе бледной оценки сегодня спешить – видеть ту участь на цели».
«Фамильярный тон под звук пародий в нас ищут след восточный,
чтобы жить на одном не вылепленном дне, где и смерти нет наедине».
