нутру, но своими затёртыми верхом углам переменами – смотришь
во мне поутру».
«Тонут чёрные степи в тебе, словно ад и за днём ты готов упираться
назад, чтобы слышать свой день как по веку – один и блуждать
между мыслями льдин».
«Забрызгав корабельный ад во мне – ты снова проползаешь в форму
слов и тают чайки вовремя, что сам ты морю говоришь по небесам».
«Идёт и выше ищет словом чушь свой тайный яд, где пробует меня
под день чудесной мании просить о воле субъективности – скостить».
«Не видит и формой не знает Москва, что ратуют взгляды по небу на
рай сегодня ту волю досады пера в осклабленной ниве земного ума».
«Ты довод нашёл у совы в этом сне, а утром ты вышел в знакомом
чутье, чтоб быстрыми слову манеры руками исправить тот день
между нами».
«Истаяло зарево в поле земном, а ты не отучивать миру готов, а
ждать словно чуда – тот день о блага, где сам ты взрастил и врага».
«Газетные формы о блажь не дают тебе распрямлять этот мир
поневоле, но сам ты читаешь газету на воле мучительной формы слезы».
«Исподлобья сравнения скажешь мне суть, о которой забыл в этом
зареве днём, за которым ты сам узнаешь и о нём в безымянности
догмы свободной идеи».
«Нет тебе перелеска, а за лесом – твой дым утопающей бездны
гулять от идей, чтобы днём в перелеске, имея тоску – управлять
идеалами в прошлом лесу».
«Загнан ты в полутьме и за вечностью день – твой потомок пути на
обратной дороге, чтобы множить гордыню вослед простоте из
ничейности довода жизни в потере».
«Сохраняешь от чистой судьбы, словно нить – ту проворную форму
однажды на имени, но у имиджа старая форма слезы распустила
короткие ноги за временем».
«Бледнолицый и оземь гортанный, как рок – твой порок
необычностью выстрелит в небо, а на завтра ты слову ускоришь тот
день на обрывках судьбы, заправляя в том правду».
«Белым – белым, пушистым сегодня клеймом ты нашёл слову чудо и
высмеял нас, но помножил на дне обязательство в час необычности
этой причуды».
«День из грёз, день из насыпи в подлинник лет – ты учёл, как
притворный на небе поэт и поэтому смотришь сегодня на рай, чтобы
чувствами выстрелить в прошлое».
«Над карнизом ты муку свою отпустил, а потом и за руку хватаясь
спросил, что есть мочи о древности в липкой норе, из которой ты
падать не хочешь».
«Сексуальная тень из-за древней игры мне упала на осень проблемы
тогда, где у прошлого в сердце скитались миры и не думали в
собранной ночи».
«Не гордись и не думай, что снова твоя, а за числа в утопии сердца
держи этот круг параллели, где высмеял лжи посторонние годы на
тернии».
«Сердце близкое, сердце безгрешное в такт укрощению близит в
реальности факт, но и ты наготове коришь эталон, чтобы выскочить
мыслями вон».
«Спросил и сразу отказался в чувствах, а что ещё дерзать судьбе
назло, ты сам такой в нечаянности – выскочка и новый
показательный актёр».
«Мне судьбу сохранит не отчаянный день, не игла повседневности в
часе вдвоём, но дорога за временем, где подошли мы из прошлого
думать о нём».
«Упрекая – не думай, что я подошла к этой роли жены на прощание
стен, где и ты не приказом учуял свой стиль распрекрасной гордыни
на времени».
«Мне немножко осталось на дню говорить, но из прошлой оценки за
вольность нести – это утро под ветер, откуда бы сон на прощание
встретил твой мир».
«Жёлтой лиственной прозой и опытом стен ты находишь свой мир
обязательства тем – управлением горя, где мало тепла и как осенью
слышно возмездие».
