и всё этим простить, чтобы внутренне сам по себе отпустить – этот
мир безнадёжного рока».
«Чебурашки и мишки, а также твой кот всё не любят спокойное
время, но пот, соскользая с чутья привередливой лжи там отыщет
тупые ножи».
«Время вылечит форму гнилой пустоты, время встретит пустые
слова, будто ты – сам не нажил искусство, как музыку в плен
идиллической розни возможных проблем».
«Некрасивые в низменной речи мосты ты построишь сегодня, а
также кто ты – для меня, если чувством не очень в душе ты противен
на вкус в неглиже».
«Дамский номер, сюртук и противная казнь между опытом снова,
роняя свой стиль – ты безумию внутренне можешь пропасть, но
уходишь во сне, открывая им жизнь».
«День ли это – иль маленькой ночи игла – ты находишь искусство
путём до утра, расставляя по шахматной форме круги внеземной
идеалам потери тоски».
«Серый цвет – не фамильной проблемы струя, но и ты расставляешь
претензии зря за мечтой субъективности выпить свой яд, поправляя
за мыслью вопросы в вине».
«Этот день мне запомнился только в огне, но и сам ты пожал руку,
вывернув мне тот избыток чутья окровавленных стен, прибивая
портреты от смерти затем».
«Домашний уют и противная наледь в безбрежности вопля не
кажутся мне – той формой слуги в объявлении рока простить этим
жизнь на коне».
«Где зуб поодаль выемки кульбит свой просто поднимает, будто
спит наутро формой выемки ножа – твой долгий разговор, как будто ржа?»
«Компьютерные маски в глубине торчат и пользу узнают на мне, а я
им отвечаю в час судьбы, что очень ненаходчив в этом дне».
«Повседневность сковывает спину и таща свой груз в своём огне -
ты не можешь думать обо мне, словно прикоснулся телом к льдине».
«Моя постель не смята в этом дне, но розгой тычет в палицу свой
луч – горячий, терпкий формы злобы путь, чтоб вылечить сегодня
слову грусть».
«На машинном раю твой аврал был сегодня немало там крут, но
отвергнешь ты словом свой бал между низменной пядью в аду».
«Болеро и кокетливый луч возле слова восточного в миг – к
перевёрнутым искрам под звук всё сегодня уводят свой крик».
«Направлением к счастью ты знал, что во мне нет плохой пустоты,
но исчезнув в том сердце настал – ты вампиром под днём, как мосты».
«На черепе нет маски в сто огней, над черепом нет страха выть к
чутью, но завтра будет лучше проходить твой мир в глазах
искусства по нутру».
«Сердце ищет за днём этот рай, но из каждой в осколке мечты
понимает, что день – это ты возле прошлого в страхе из раны».
«Поднимая свой бледный огонь ты ведёшь между страстью – тот
звук, где-то в личности доводом к небу, где-то в масках искусства за торг».
«Бытие или вечная мгла стала новой капризной слугой выть сегодня,
что я не такой, но хочу измениться от жизни».
«Оправдательный в небе надзор будет поводом к счастью сказать,
что, быть может, не стала ладонь отгораживать подлинный хаос».
«Ты проводишь весь день за судьбой, а когда говоришь, что плохой -
сам не веришь чутью, будто ад – твой поверенный в сердце за взгляд».
«Идеалами стала та тьма над Европой кружить в высоте, но и ты не
прикрасишь ей форму на глазах обнажённой приметы – расти».
«Дети плачут, те воют вдали – звери мужества, будто внутри – стала
оземь противна та даль нам по жизни свой день – открывать».
«За кирпичной стеной, за проталиной в смерть ты открыл свой
потёмок над Питером зреть и опять по глазам, обожая круги ты
наводишь знакомые там обереги».
«По игре над утратой свободы не зря ты почти испустил этим дух по
