насквозь».
«На дереве маска, на холке – порок, а между пространством роняет
свой срок – твой мир безымянный, где вышел ты сам разбитым и в
слёзах горюешь о саван».
«Всё в мире – песок из под толщи чутья, всё стало тебе безымянно от
раны, где вылепил тысячной робой о день – ты новое в образах гроба».
«Нет в небе философа лучше тебя, нет счастья узнать аллегорий
восход, пока по итогу ты вьёшь это я сквозь мысленный день – о порок».
«На мысли себе ты купил этим свет, но дома кладёшь безымянный
портрет, чтоб вылечить наглостью формы любви и этот потерянный
день позади».
«Снуёт обязательством в мере труда – твой форменный стиль, что
такому нельзя угнать безрассудное поле измен под светом в душе
вычислительных стен».
«Намедни отнял к гробовому чутью – свой маленький член
незнакомой игры и где-то тебе показалось, что ты отнял этим миру -
довольство».
«Ты ежели днём неспокоен – то сон, тебе неспокойнее зрелой тоски
меж масками прошлого, будто бы ты узнал этим чувство о роль».
«Противный кордон о погоду за смысл течёт между автором в поле
игры, а ты понимаешь, что будто бы был уже с этой миной о воздух
в себе».
«Пока уговорами ищешь свой зад – твой мир привирает, как будто
отдав за немощью тонкий стручок пустоты из медленной формы -
такого как ты».
«Внутри незаметный и очень непрост – ты важностью джентльмен
воешь о воздух, а он подвывает над шляпой причин, где сам ты
опробуешь мысли за ним».
«Многомерный взгляд над эхолотом воет каждый сотый день в аду,
словно бы за этим днём нет света в сердце, как на каменном бреду».
«В мыслях упражнялся, где и сам ты стал вдвойне не прошен за
искусством, будто бы исчезнувшее чувство стало петь иллюзии в тебе».
«За примером души – ты отходчивый воин, но в сердцах неразрывно
щекочешь свой ад, ты пустил этим стрелы на воздух, где болен в
укоризнах искусства – искать невпопад».
«Белый свет тебе – белая осень в надежде, а прикормленный ад не
такой на виду, что уходишь сегодня не в цвете одежды – ты за
правильный номер души потому».
«Не бывало в квартире твоей благородства, только трос пустоты и
какого-то шарма, где наощупь ты гложешь плохое уродство – будто
сам ты нашёл этим тени пожара».
«Вот и встал наконец-то твой мир корабля, а в душе там сквозит
непокорное чванство, чтобы внутренне жить по-другому, чтоб я
протащить за искрой между каждого дня».
«Нет ума соскоблить всю позорную нить из под выемки жухлой
тоски, а пора всё сегодня смеётся в перо до утра, наклоняя свой
воздух и тернии жизни».
«Не стихи и не проза ушли наголо, открывая тот шарм в пустоте от
уродства, чтобы чёрное зарево знало тогда, что и день расстаётся от
мысли к позору».
«Вынимаешь актёрские тени из мира и твоя супротивная жёлчь, как
конвой между выменем тождества – хочет прилива и опробует
высмеять сложную боль».
«Саркастический звук и плохая мораль не тебе ли сегодня в законе
вели – эту стройную форму почти до Земли, чтобы думать о чувствах
и скорби?»
«Словно в яму попал и вокруг никого, а под серым, затерянным
миром из благ – только ужас и капли гнилого в умах затевают свой
вымысла страх».
«Нет коня и нет всадника и поле чужом, но к искусству за этим
фамильным чутьём ты сегодня свой взгляд по пути обратил, чтобы
мир осуждать – перед ним».
«Закадычный ли друг упростил небом ад, но сегодня наверх ты не
смотришь назад, а потерян твой воздух в пути за любовью, чтобы
снова угадывать форму души».
«День за днём неспроста ты учтивостью ждал, чтоб закрыть зеркала
