Но в некоторых случаях бывает необходимо, чтобы творец природы обнаружил свою верховную силу произведением какого-нибудь явления вне обычного правильного хода вещей. Подобные исключения из общих законов природы служат тому, чтобы поражать людей и внушать им уверенность в бытии Бога; но это средство должно употребляться нечасто, потому что в противном случае есть полное основание признать, что оно перестанет производить действие. К тому же бог, по-видимому, находит лучшим избирать для убеждения нашего разума в своих свойствах произведения природы, обнаруживающие в своем строении столько гармонии и искусства и так ясно доказывающие мудрость и благость своего творца, чем возбуждать в людях веру в его бытие путем удивления чрезвычайным и поражающим событиям» (курсив мой. – Т. С.)18.
В продолжение разговора об усидчивости мне хотелось бы обратиться к одному из суждений французского философа Алена (Эмиль-Огюст Шартье). В суждении «Капельмейстер» Ален как раз задается вопросом о смысле усидчивости, причем усидчивости ребенка, обучающегося игре на фортепиано. Каков смысл такого времяпрепровождения? К чему оно может привести?
«Девочка, которая хочет научиться играть на пианино, начинает с того, что сотни раз повторяет одни и те же движения под надзором учительницы, главная добродетель которой – строгость. Девочка творчески растет и достигает такого уровня, что сама может давать уроки музыки в своем квартале, где она время от времени за десять минут исполняет отрывок, который репетировала неделю. Иногда ей позволяют играть перед знаменитым мэтром; за целый месяц до этого страшного дня она перестает есть и спать, а только повторяет в уме и на клавиатуре ту же череду нот. Без такой подготовки она не сможет рассчитывать на положительную оценку знаменитого мэтра. После десяти лет такой суровой муштры она все еще в начинающих, но уже в зависимости от своих наклонностей, может выбрать консерваторию, чтобы стать звездой, музыкальное училище, где добиваются результатов поскромнее, или какую-либо другую школу в зависимости от того, к чему лежит душа и как далеко от дома предстоит ездить. Каждая поклоняется своим богам и пророкам, однако в жизни каждой был напряженный труд, монотонные упражнения, грозные экзамены. Если эта пианистка и не станет примой, то я смогу ей сказать, не рискуя ошибиться: “Ты умеешь хотеть”. Музыка формирует больше характеров и спасает больше жизней, чем даже мудрость.
Музыка отвлекает, музыка утешает, она одна всегда рядом. Если бы мы умели садиться за свои мысли, как садятся за пианино, то людские несчастья отступили бы.
Но где здесь клавиши? Где методика? За этим инструментом даже мастера ведут себя как варвары, которые вовсе не учились музыке, хотели бы полюбить ее, а играют одним пальцем “Светит месяц”. Думать упорядоченно, так, как это делают настоящие мастера, это, скажете вы, намного сложнее, чем заставлять говорить черные и белые клавиши. Сложнее? Не знаю. Я скажу вам об этом, когда мудрость станут преподавать профессионально, как игру на фортепиано; когда ученики станут трудиться; когда учитель станет исправлять их черновики… (Написано 25 июня 1921 г.)»19.
Надо сказать, что, несмотря на мое нежелание что-либо делать, в школе мне все-таки нравилось учиться. У меня это хорошо получалось. Я с удовольствием решала задачи по математике, занималась физикой и литературой.
