Тао смотрел на трупы. Смотрел внимательно, стиснув зубы, а затем рыкнул и вскочил. Та тоска, что вцепилась в него, стоило ему оказаться в ущелье, вспыхнула и сгорела, порождая тяжёлый и опасный гнев. И хотя в его мыслях бился отчаянный вопрос: как могли эти псины так поступать с людьми? – Тао врал себе. Он говорил про себя много красивых слов, длинных, благородных и абсолютно пустых: о долге, о подлости, о том, что надо всё исправить. Так бы говорил его отец. Но люди были ему безразличны так же, как и тогда, на берегу моря. Наглость и безнаказанность – вот что задело его, вспороло зажившие шрамы на спине. Дэв видел не трупы, а себя в лапах Цена и Заана. Тени ущелья молчали, наблюдая за тем, как изменяется его боль на гнев, как толкает вперёд. И как холодный ветер, выбросивший Юна до этого на землю, взвыл, обрушаясь на ущелье с новой силой и подхватывая мальчишку. Дозорному с девочкой на руках оставалось только застонать, потому что через мгновение Тао и след простыл. С каких это пор этот маленький дэв стал таким быстрым?!
– И что мне теперь делать?.. – Юн снова ударил ногой по земле, решив сначала отнести маленькую девочку к дозорной башне. Только трупа ребёнка на дереве ему ещё не хватало. Потом разберётся, почему она выжила.
– Сам. Сам сгорит, – всхлипывая, выдала малышка.
– Да чтоб вас всех! А ну, иди сюда.
Девочка была права, бросать мальчишку тоже нельзя. Голова кругом. Юн закинул девочку за спину, выудил из сумки верёвку и привязал к себе покрепче.
– Держись. Я вам дам, «сгорит». А ты только попробуй на себя руки наложить!
– Пташки глупые, – грустно ответила девочка, обнимая Юна за шею. – Всегда летят на север.
Амань торопился. Сколько летела птица? Сколько ему потребуется, чтобы добраться от Лояна до границы? Если Кан был прав, то он может успеть уже к пепелищу, устроенному генералом Ваном… Ему стоило разобраться с этим военным выскочкой гораздо раньше. Прокручивая в голове всю кампанию в Канрё, шэнми с лёгкостью размотал клубок событий, повлёкших к тому, где оказался его бедный, больной разумом сын. Отцу нужна была ночь, одна быстрая ночь, чтобы бросить лошадь и добраться своими силами. Где-то на пыльной дороге из столицы, вдали от деревень и случайных торговцев, шэнми спешился и достал несколько печатей, начертанных на бумаге. Иероглифы не имели никакого отношения к их языку, но с юности что-то в них казалось Аманю таким тоскливо-знакомым… Печати поднялись в воздух, замерли на секунду, а затем пламя охватило бумагу. Вместе со сгоревшими амулетами в темноте исчез и шэнми, скользя через тени в сторону границы.
***
Кану казалось, что кто-то расколол ему голову надвое – оглушительная боль заполнила сознание. В ушах звенело. Он не слышал, что кричал ему Вэй, и даже не понимал, пытается товарищ придушить его или оттащить подальше. На ватных ногах Цинь отползал вперёд по траншее, потому что знал, что надо куда-то идти… Но куда? Мысли настолько спутались, что Кан не до конца понимал, где он и почему. Пальцы вдруг упёрлись во что-то липкое, грязное, и, опустив взгляд, он увидел обезображенный огнём труп с распахнутым ртом и выжженным лицом… Мальчишка резко отшатнулся, возвращаясь в реальность, и в этот же момент Вэй зло дёрнул его на себя. Ему что-то кричали, но каждое слово смазывалось в бесконечный звон.
– Не слышу…
– Голова! Ты об камень стукнулся!
