– Сестренка, что с ней дальше будет, с Машей этой?
Мама напомнила об уговоре: читают только во время бомбежки – и пошла ставить капельницы.
На следующий день, когда началась бомбежка, раненые с нетерпением ждали продолжения. Мама вынула из стола книгу: «… Но едва Владимир выехал за околицу в поле, поднялся ветер, и сделалась такая метель, что он ничего не видел… Уже более часа был он в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, ехал, а полю не было конца…»
Так моя мама на практике сдавала свой последний экзамен летний сессии сорок первого года: «Русская литература первой половины девятнадцатого века».
Продолжалось это три дня: налетают фашисты, мама читает Пушкина, улетают, занимается своими непосредственными обязанностями. Владимир успел, доехать до Жадрино, где они с Машей должны были тайно обвенчаться. Но ни возлюбленной, ни тройки его возле церкви не было. Уже и Марья Гавриловна, вернувшись домой, переболела горячкой, а Владимир, уйдя на войну с Наполеоном, погиб. Уже и сама война закончилась, а Бурмистров сделал Марье Гавриловне предложение… Тут возникла пауза, потому что вражеские самолеты в этот день почему-то не прилетали, и пожилой старшина, с тоской поглядывая на небо, сетовал.
– О, фашист проклятущий!.. Когда надо, ни за что не прилетит! Ведь выписывают меня сегодня. Так и не узнаю, что там с Марией Гавриловной в Жадринской церкви произошло!
После войны мама никогда не рассказывала об «ужасах блокады». Они с Инессой, той самой медсестрой, с которой в сорок первом переносили лежачих раненых в подвал, вспоминали только смешное. Рассказывали, как к ним в госпиталь после ускоренных курсов направили молоденькую медсестру. Врач дал ей свечи, чтобы она поставила их лежачему больному. Сестричка, придя в палату, положила свечи на тумбочку рядом с кроватью и строго спросила у раненого:
– У вас спички есть?
– Зачем тебе, сестричка? – не понял раненый.
– Чтобы поджечь свечи, – наивно ответила медсестра, окончившая ускоренные курсы.
Другой случай произошел с самой Серафимой. Весной сорок четвертого, когда была снята блокада, и госпиталь реорганизовали в санаторий для выздоравливающих моряков-катерников, Симе дали важное партийное задание – ей поручили разливать вино. От нехватки витаминов и постоянного пребывания возле воды, катерники страдали фурункулезом. Красное вино поднимает гемоглобин, и главврач санатория настоял на том, чтобы в обед морякам давали по сто пятьдесят грамм вина, которое доставили в госпиталь из солнечной Грузии. Это партийное задание Симочка получила после того, как ее предшественница, разливавшая вино три дня, пришла к Никите, госпитальному повару, отвечавшему за выдачу ценного напитка, и, с трудом стоя на ногах, взмолилась, чтобы ее избавили от этой непосильной обязанности. Иначе она сопьется, к чертовой матери!
Никита вручил Симочке высокую мензурку с делениями, и мама принялась отмеривать вино с присущей ей аккуратностью. Когда спиртное, выделенное на этот день, закончилось, оказалось, что двум офицерам его не хватило. Они потребовали от хорошенькой виновницы компенсацию, уверяя, что только поцелуй в губы может заменить им красное вино, столь необходимое для поднятия их гемоглобина. Серафима категорически отказалась повышать гемоглобин обделенным офицерам таким образом. В конце концов вынуждена была согласиться на поцелуй в щечку. После этого она влетела на кухню, где Никита колдовал над ужином, и решительно поставила мензурку на стол: пусть ищут другую сестру, которая будет разливать это проклятущее вино! Никита принюхался к подозрительно раскрасневшейся сестричке, но запаха спиртного не учуял.
