Цвет заката в сепии - страница 2

Тогда что? Тогда он – в фильме, в котором нет режиссёра, и сценарий которого пишет какой-то безумный сценарист?

Внезапно, словно выпущенные из клетки разъярённые звери, из тёмной пасти одного из переулков вынырнули двое мужчин в тёмных, плохо сидящих костюмах, словно с чужого плеча, и надвинутых на самые глаза фетровых шляпах.

Шляпы, кстати, в те времена были не просто головным убором, а своего рода визитной карточкой, знаком принадлежности к определённому кругу. Правда, к какому именно, в данном случае, Артур предпочёл не выяснять, вспомнив поговорку: “Не буди лихо, пока оно тихо”.

Они что-то яростно кричали друг другу на каком-то грубом, гортанном наречии, напоминавшем смесь польского и итальянского, размахивая руками, как будто пытались дирижировать невидимым оркестром, исполняющим похоронный марш.

В руках одного из них, словно зловещая искра в ночи, блеснул короткоствольный револьвер – “кольт” или “смит-вессон”, Артур, конечно, не был экспертом по оружию, но в кино видел их не раз, особенно в фильмах с Хамфри Богартом.

По статистике, именно в Чикаго 40-х годов на душу населения приходилось больше всего стволов на всем американском континенте. Ходили слухи, что даже у почтальонов был при себе пистолет, на всякий случай.

“Вот тебе и “город ветров” (City of the Big Shoulders),” – подумал Артур с мрачной иронией, цитируя Карла Сэндберга, – “скорее уж “город свинца” (City of the Big Bullets)

Артур и Эдит, словно пара испуганных кроликов, замерли на месте, парализованные ужасом, как будто их окатили ледяной водой. Они никогда не видели ничего подобного не только в своей тихой, размеренной жизни в пригороде, где самым большим преступлением было, пожалуй, нарушение правил парковки, но и даже по телевизору.

Это было похоже не на реалити-шоу, а на ожившую страницу из криминальной хроники, на газетную полосу с заголовком вроде “Чикаго снова в огне! Бандитские разборки на Норт-Сайде!”, где каждый кадр пропитан запахом пороха, пролитого виски и страхом смерти.

В тот момент Артур вдруг отчётливо понял, что такое настоящий страх, а не просто лёгкое волнение перед визитом к врачу или просмотром вечерних новостей, полных тревожных сообщений о войне в Корее. Страх, который сковывает движения, лишает дара речи и заставляет сердце бешено колотиться в груди, как пойманная в клетку птица, отчаянно пытающаяся вырваться на свободу. И Артур подумал: “Вот он какой – настоящий ад. Не огонь и серный дым, а этот леденящий душу ужас, от которого хочется забиться в угол и никогда больше не высовываться”.

“Мамочки,” – прошептала Эдит одними губами, вцепившись в руку Артура так, что он почувствовал, как хрустят ее кости.

В ее глазах отражался панический ужас, смешанный с каким-то странным, болезненным любопытством.

“Неужели это все по-настоящему? Неужели мы и правда попали в кино?”

Она всегда мечтала оказаться на съёмочной площадке, увидеть, как создаются фильмы, но, кажется, реальность оказалась куда страшнее и опаснее, чем она могла себе представить.

“А ведь я всегда говорила, что кино – это моя жизнь,” – промелькнуло у неё в голове с горькой иронией.

Они свернули за угол, надеясь, что им удалось оторваться от преследователей, хотя Артур, честно говоря, уже чувствовал, что его лёгкие вот-вот взорвутся, а колени предательски подгибаются.