– Кажется, ты меня считаешь маленьким и недееспособным членом общества, папочка? Ты ограничиваешь моё право на получение информации и отсекаешь от принятия ответственных решений?
Марциал слегка поморщился. Пробормотал под нос:
– Этот ваш курс гражданских прав и свобод….
– Что-что? – холодно спросила Зиль. Она выглядела совсем иначе – более взрослой. Стрекоза над её плечом застыла на месте, глаза её мерцали красным.
– Нет, – с достоинством ответил Марциал, пристально глядя на стрекозу. – Ты нужна мне внизу как участник-наблюдатель важного физического эксперимента, дочка. Я полностью уважаю твои эмоциональные и интеллектуальные права. Вплоть до уровня б2. Ты хочешь прямо сейчас пройти экзамен и повысить уровень своей ответственности?
Это был странный разговор – вроде ссора, а вроде бы и нет. К тому же Семёну всё время казалось, что они говорят на другом языке, а ему слышится неточный и неполный перевод. Зиль некоторое время посверлила папу глазами, потом вздохнула. Плечи её опустились, косички упали, стали обычного каштанового цвета – как у Алисы, которая сидит с Семёном за одной партой.
– Тут постоять, да? – Она грустно посмотрела на Семёна, стрекоза опустилась на лист папоротника. Потом перевела взгляд на папу.
– Он не анцифер? Ты не отсюда, Семён?
Семён не очень понимал, что происходит, но уже почти догадался. Он оглядел парк – папоротники, летающие ящерицы, загадочные объекты в небе. Пожалуй, надо было признать.
– Нет, наверное, не отсюда.
– А откуда тогда? Как ты к нам попал?
Семён в замешательстве посмотрел на Марциала.
– Просто с горки катался, – признался он.
– Он заблудился, – мягко сказал Марциал. – Мне надо вернуть его домой.
– Насовсем вернуть? – Зиль подошла ближе, Семёна вдруг окутало теплом, запахло мандаринами и корицей. Он почувствовал, что страшно вспотел в своём зимнем комбинезоне. – Ты заблудился?
Семён пожал плечами.
– Мы праздновали Новый год. Я съехал с горки и вот оказался тут.
Девочка напряжённо его слушала, словно не понимала половины слов. Потом кивнула, косички разлетелись со стеклянным звоном.
– А! Новый год!
Она прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то.
– А, я поняла концепцию. Подарки, да? Марциал!
Девчушка со звоном повернулась к нему, топнула ногой:
– Ты знал, они дарят подарки?! Почему ты не дарил мне подарков?!
– Ну мы же так не делаем, – сказал Марциал. – Подарки накладывают обязательства. Подарки обманывают. Подарки создают ложные надежды, а ты знаешь, что надежда – это плохое чувство, иррациональное. Просто скажи, что тебе нужно, и я достану.
– А я хочу иррациональное! Хочу, чтобы надежда, чтобы ёлка и эти смешные вымершие цитрусовые…
– Мандарины, – подсказал Семён. – А что значит вымершие, я их сегодня ел…
– Мандарины, – восхищённо повторила Зиль. – Да…
Она подошла к Семёну ближе, махнула рукой, стрекоза описала вокруг них круг. Глазки её, как крохотные изумруды, посверкивали.
– На память, – объяснила Зиль и отвернулась. – Ну всё, иди.
Семён взялся за ватрушку, вопросительно посмотрел на Марциала.
– Большой! – позвал тот.
Оборотень с тоской взглянул на ватрушку, поднялся на задние лапы. Встал вровень с Семёном, опять его стремительно обнюхал. Глаза его заволокло мечтательной пеленой.
– Он давно быть, – сказал Большой Рха.
– Давно, – согласился Марциал.
– Побыть с Зиль? – Оборотень подскочил к девочке. Та махнула – мол, идите уже, – но не стала поворачиваться.
