К ней подошёл мужчина. Его пшеничные волосы отливали на солнце. Рубаха на спине намокла.
– Ну что, Любушка, ты довольна?
Женщина лишь наклонила голову и поправила платок. Интересно, какого цвета её волосы? Я шелестел листвой и любовался прекрасной незнакомкой. Думаете, деревья не могут испытывать чувств? А вы попробуйте поговорить с нами ласково, погладить наши стволы и услышите наши души. Правда, не всем и не всегда везёт.
Каждый день я видел девушку во дворе за работой, с корзиной полной грибов, с полевыми цветами в руках. Иногда она подходила совсем близко ко мне. Садилась на землю, прислонившись к стволу, и пела. Нежные звуки лились из её груди. И не было никого счастливее меня. Я пел вместе с ней.
– Давай, ещё немного. Тужься!
Раскрасневшаяся повитуха громко отдавала команды. Люба её не слышала. Шли вторые сутки. Схватки то нарастали, то ослабевали.
Муж роженицы не выдержал. Взял топор и ушёл в лес. Колоть, рубить, лишь бы не слышать звериного воя своей Любушки.
Через три часа после его ухода родился младенец. Он не кричал. Около ребёнка суетились женщины. Пуповина крепко стягивала его тельце. Повитуха тщетно пыталась вдохнуть в него жизнь. Роженица тихо лежала на лавке. Черты её лица заострились. Она прошептала:
– Похороните меня у клёна, что на пригорке.
В тот миг, когда её сердце остановилось, ребёнок вздохнул и огласил громким криком всё вокруг.
Любушку похоронили. Совсем рядом со мной высился теперь небольшой холмик. Человек с пшеничными волосами долго стоял около него. На следующий день он поставил крест. А ещё через семь дней пришёл ко мне, сел на траву и начал рассказ:
– Не уберёг я Любушку свою. Прав её отец оказался. Мы ж с ней без родительского благословения поженились. Сватов прислал. А родители были против. Отец Любы хотел её за компаньона своего выдать. Очень богатый купец. Ну и придумали мы сбежать. Уехали. Дом построили… ребёночка вот народили. Как же жить теперь?
Я лишь шумел листвой. И тут мой собеседник вскочил, поднял топор с земли и начал рубить мой ствол. С каждым ударом раздавался страшный треск. Я погибал.
Вдруг послышалось пение. Мужчина в очередной раз занёс топор и замер. Тихая, грустная песня лилась будто из – под земли и уносилась к облакам. Я, как мог, вторил этой прекрасной мелодии. Мой дровосек вздрогнул, слёзы потекли по его щекам. Бросив свой топор, он побежал к дому. А я так и остался стоять, подрубленный с одной стороны.
Рана моя не заживала. Все соки вытекли. Ветки высохли. Я понимал – мне не выжить. Только чудо могло спасти меня.
Лето заканчивалось, воздух стал звонким и прозрачным. Птицы потянулись к югу. И вот однажды ближе к вечеру ко мне пришёл мужчина с пшеничными волосами. Снял свою шапку и поклонился до земли.
– Здравствуй, клён раскидистый. Прощения прошу у тебя. Не изменить мне теперь содеянного. Ты Любушку мою охраняешь. Тенью укрываешь. А я…
Он сел на землю. Молчал долго, смотрел вдаль. Потом произнёс:
– Решил я дитятко отдать. Не могу с ним. Всю душу изъела кручина. Смотрю на него, да о жене своей сразу думаю. В церковный приют отнесу. Там его вырастят.
⠀Резко встал и быстрыми шагами спустился с косогора. От слов его мне совсем худо сделалось. Не дожить мне до весны. Не увидеть мне листья свои зелёные, не услышать мне их шелест.
Давно опали листья, улетели птицы. Снег засыпал землю. Я не то жив, не то мёртв. Внутри билось моё кленовое сердце. Медленно. Порой казалось, что следующий стук – последний. Но потом откуда – то брались силы, и я ещё смотрел на этот мир с надеждой.
