Цветные виденья (сборник) - страница 4

Где крыша и течь?

Где скоростью звука надломленная

Охриплая речь?

Где осень твоя ясновидческая

И снов закрома?

Где кошка твоя фосфорическая

И где ты сама?

1983

«День пылает над рощей редеющей…»

День пылает над рощей редеющей,

Всё живое к реке накреня,

А в груди моей угль холодеющий,

Обжигающий только меня.

Мне ль перечить пространству огромному,

Не познавшему душу свою?

Мне ль чужой быть скоту подъярёмному,

В чьём сословье и я состою?

Много ль надо мне? Хлеба обдирного

Да воды, и забыть, что вода

Мне остатком потопа всемирного

Почему-то казалась всегда.

Много ль надо? Но знаю заранее,

Что сама я пойду на убой,

Что сама я пойду на заклание

Водопойной наклонной тропой.

1983

«Идём сквозь невзгоды…»

Идём сквозь невзгоды

В жару и в метель,

Ты, чудо природы,

И я – твоя тень.

Отбрасывать, значит,

Ты должен меня,

А что это значит,

Скажи, для меня?

То – в пекло, то – в прорубь,

И я устаю.

Напомни, мой голубь,

Мне младость мою!

……………………………….

Неужто я пела?

Неужто был дом?

Неужто я смела

Быть чьим-то ребром?

1985

«Душа не в занозах и плоть не в заносах…»

Душа не в занозах и плоть не в заносах, —

Зимою и летом бытую прекрасно,

Я есть пустота, сквозь меня, как сквозь воздух,

Проходит всё то, что движенью причастно, —

И стая гагачья, и стадо бизонов,

Небесные струны, и время, и люди, —

В лавровых, в терновых венках и без оных,

Заблудшие в правде, завязшие в блуде.

Всё то, что идёт, об меня не споткнётся,

И мне на идущее не опереться,

Но чьё-то дыханье во мне остаётся,

И чьё-то во мне разрывается сердце.

1988

«А моя судьба – вся как есть татьба…»

А моя судьба – вся как есть татьба:

Музыку украла я у тишины,

Мужика украла у скупой жены,

У зимы украла снежный посошок,

У сумы украла тонкий ремешок,

Я украла кошку у чужих ворот,

Я чужою ложкой обжигаю рот

И в чужой кастрюле слёзы кипячу,

Может быть, и пулю сдуру отхвачу.

1989

«Два брачных бражника, чьи крылья – нервный шёлк…»

Два брачных бражника, чьи крылья – нервный шёлк,

И первый выстрел почки,

И строчка дятлова, и соловьиный щёлк,

И дождика звоночки, —

Весна блаженствует: приспели времена

Раскрепощенья духа,

И речь открытая на улицах слышна,

Да я уже старуха.

К беззвучным выкрикам, к житью с зажатым ртом

Я привыкала долго,

Беда под силу мне, а радость не в подъём

И уязвимей шёлка.

И вдруг кощунственный я задаю вопрос

В час крайнего смятенья:

Голгофу вытерпел, но как Он перенёс

Блаженство воскресенья?

1987

В госпитале лицевого ранения

Памяти моего отца, погибшего на войне

Девушка пела в церковном хоре…
Блок

В свете войны, маскировочно-жёстком

Тот, кто подыгрывал ей на трёхрядке

И привыкал к наглазным полоскам,

Тот, кого девочка без оглядки

К морю, покрытому масляным лоском,

С чёрного хода выводит, чтоб сладкий

Вечер глотнул, – вдруг прижал её к доскам

Около морга, и, как в лихорадке,

Ищет он тесной матроски вырез,

Но повезло ей – с топориком вылез

Спавший в гробу санитар-алкоголик:

«Олух безглазый, она ж малолетка!»

…В детстве бывало мне горько, но редко.

Мне и мой нынешний жребий не горек.

Гордость и робость – родные сёстры.
Цветаева

Мне и мой нынешний жребий не горек,

Всё относительно в полном ажуре,

Божьи коровки обжили мой столик

При низкоградусной температуре,

И хоть мороз на Московщине стоек,

Муха местечко нашла в абажуре,

А почему я не в литературе —

В этом пускай разберётся историк.

Мне ж недосуг. Вопрошаю эпиграф:

«Гордость и робость – родные сёстры,

Как, без игры, – оказалась я в играх,

В братстве, как выяснилось, бутафорском?»

Назад Вперед

Цветные виденья (сборник) - страница 4

Похожие книги