Цветок Амелии - страница 19



Этот день стал отправной точкой в мир веселья. Концерты, вечеринки в Соседней, гулянки в «Гнилом корыте»… Короче, жизнь била ключом! А сколько случаев произошло в ту пору и сосчитать сложно. Однажды, к примеру, после концерта любимых бардов Амелия решила помыть свои ботинки. Толпа оттоптала ей все ноги так, что пальцы болели потом ещё неделю, а состояние обуви оставляло желать лучшего. К подошве налипла куча грязи, камней, а её кумир ошибочно принял левый сапог за место для росписи, когда она, стоя в очереди, причитала Леонарду на их состояние. Она стояла с поднятой ногой, что-то бормотала, а тут как тут наступил её черёд получать автограф. Музыкант быстро расписался на поднятом ботинке, а Амелия на радостях, с ошеломлённым видом, вышла из толпы, крича от счастья.

Она замочила их на целый день, чтобы запах душистого бальзама лучше впитался, а перед сном хорошенько простирала и повесила сушиться. На утро она обулась и почувствовала, как в ногах будто искры бегают. Она совершила колоссальную ошибку. Её ботинки летели вперёд неё! Надо же, перепутала флакончик бальзама с зельем ускорения, которое неделей ранее изобрела. Да и как тут не перепутаешь, когда у тебя в сумке целый ворох полок с флаконами и склянками. Благо не вытянула зелье увеличения.

Со временем она научилась их контролировать, но такой расклад девушку не устраивал, потому пришлось придумать и зелье замедления. Правда, замачивание в нём не дало обратного результата, эффект кончился в течение дня. А после они снова становились сапогами-скороходами. И ведь не поменяешь на другие: на этих расписался сам Потти. Для неё эти сапоги – священная реликвия!

Что касается других изобретённых Амелией зелий, одно вышло поистине уникальным: зелье штамповки. Однажды Питер пожаловался Джерому, мол, клиентов становится всё больше, а шить столько одежды и обуви – рук не хватает. Он был в растерянности, не знал, что и делать. Зато знала Амелия. Она смешала бутон доппельгангера с дубовой водой, добавила сахар, бросила в варево старую блузу, которую уже не жалко, и написала записку, число десять. Она оставила зелье на огне – по правде говоря, она про него забыла, – а спустя несколько часов на полу рядом с котелком валялось ровно десять точно таких же блузок!

Она тут же схватила их все, закинула в сумку и побежала к Питеру.

– Питер! Питер! – Амелия влетела в лавку. – У меня новость!

Я знаю, как исправить ситуацию с нехваткой работяг.

– Здравствуй, Амелия. Извини, но шить я тебя не возьму…

– Да смотри ты! – перебила она, порылась в сумке и вытащила все десять блузок. – Что ты видишь?

– Гору безвкусных тряпок, которые устарели лет так на сто.

– А что ты скажешь на то, что эта гора тряпок появилась с помощью одного зелья за пару часов, а?

Он опешил, округлил глаза. Его усы раздвинулись вместе с широченной улыбкой.

– Но как?

– Годы практики, миллионы ошибок и куча опыта за спиной.

Амелия принялась учить Питера готовить зелье штамповки.

Зелье было не из лёгких. Первые дни у него не получалось как следует варить: то он что-то путал, то время готовки не такое, как нужно, то добавлял больше ингредиентов, чем положено. А итог – стопки испорченной одежды и обуви. Со временем стало получаться чуть лучше, дела пошли в гору. Ещё позднее он смог спокойно создавать новые коллекции одежд, пока зелье в подвале – медленно, но верно – создавало ему копии.