Цветок заранее знал - страница 23

Вот бы бывшего отчима Ёнсок подрали демоны. Говорят, квисины прожорливы, а сегодня как раз подходящее время. И Джинхён бы стол им накрыл, он умеет. Вложил бы в каждую когтистую лапку по ножику с вилкой, зажёг бы спичку, поднёс к истекающему кровью рылу и подпалил бы ебло губошлёпа. Пхан устроил бы неплохое жаркое для Всех Святых этой ночи и спрятал бы (заебали отклеиваться!) хищные зубы подальше и пошёл бы, наконец, спать.

О, как бы он дрых, как убитый!

И на этот раз непременно осуществил бы все необходимые приготовления, нельзя рисковать выпавшим шансом. Он предупредил бы секьюрити и цыкнул на Виньен, вчера успешно сработало, пусть тихонечко спину греет. И спокойно, как все нормальные люди, Пхан залип бы до самого обеда. И сон Джинхёна был бы ровным и безмятежным, но главное долгим, каким давно не был.

Надо быстро всё сделать и поехать к Ёнсок. Сидит там наверняка одна, переживает, заучилась. Вчера совершенно точно сестра была расстроенной, а всё равно время нашла приготовить вкусняху. Джинхён же не идиот, понимает, что мелкая расстаралась для старшего. Но как бы Пхан ни любил сестру, какие бы тёплые чувства к ней ни испытывал, а рано или поздно придётся с нею разъезжаться. Тётка права. Как бы Пхан её ни презирал, но она абсолютно права в своей чрезмерной озабоченности. Девушке нужны нормальные человеческие отношения. Джинхён попробует помочь и сделает завтра кое-что для тон-сэн, и как бы душа ни болела, попрощается. Да, попрощается навсегда. И подобно двадцать пятому кадру перед глазами мелькает похожий на грядущую катастрофу вид: тускнеет небо, качается верхний ярус дороги. Вот ты здесь и вот ты в нигде, словно выпал на обочину жизни, и незачем подниматься.

Приходится ослабить ворот рубашки под горлом. Когда рука тянется за бутылкой с водой, кожа плаща сковывает движения. Прощаться не навсегда, навсегда невозможно, они всё же брат и сетра, но, надо быть до конца честным, сожительствовать – плодить нездоровые слухи. Случись что, и Ёнсок не выдержит хейта. А старший? Сам-то он выдержит одиночество в башне? Кто в этом городе, во всём этом мире, подаст Пхану милостыню?

Джинхён отвинчивает крышку и, пригубив, не успевает заметить, как на дорогу выпрыгивает тыква. Пхан дёргается вперёд, заливает кипенно-алебастровый салон и себя, пока Хэллоуинский Джек убегает. Шустрый интеллект Tesla даёт команду, и автомобиль самостоятельно набирает небыстрый ход.

Впереди орава фотографов и охрана, значит, приехали. Джинхён довершает начатое, допивает и рассматривает сквозь лобовик развесистое дерево. В подсохших ветвях застряли паутина и тряпки, а между мусором из лоскутов ползает нечто напоминающее повадками человека-паука?

Люди продаются дешевле чучел.

– Готовы? Высаживаемся, – подаёт команду Ван Чон.

Вспышки слепят, Джинхён улыбается, машет. Прежде чем протиснуться к входу, нужно посмотреть в стороны и дождаться действий лидера группы, идти за ним. Сколько же папарацци, нынче такая безумная ночь, кого в «Кондитерской» только не снимешь, самые сливки, самый отвязный контент.

Пхан, махнув прядью, закрывшей один глаз, замечает на дереве всё того же странного, но теперь как-то жутко сгруппировавшегося, дурика. Может и правда Джинхён крышей поехал, узрев двадцать пятый кадр на занавешенном чёлкой обзоре, но он точно различает в босом чудике, готовом сигануть вниз, знакомый силуэт. Вот только безумный взгляд на конопатом лице…