Цветок заранее знал - страница 47

Джинхён глядит на растущую песочную пирамиду в часах и мысленно умоляет Инсон перепрыгнуть вступление. Конечно, неловко, стыдно и страшно выставлять свои самые интимные моменты, но рассказать придётся.

– В тот вечер, как часто бывает, мы ночевали в одном общежитии. Вернее, в комнате общежития. Не в первый раз мы спали на одной циновке, вернее, сделали так, чтобы она была одна и повыше, мы собрали все свои в одну постель, мы не в первый раз замерзали. Во время гастролей не приходится выбирать – остановочный пункт бронируется за полгода-год, никто не удивляется, когда у принимающей стороны многое идёт не по плану.

В тот вечер, 29 сентября, в Пекине отключили электроэнергию, но погоду не предупредили о банальной экономии света. Стояла промозглая осень, и после рабочего дня, когда почти всё население вернулось в свои дома, чтобы отдыхать и набираться сил, температура опустилась к нулю. Запасные генераторы не справлялись, и мы согревались сначала чаем. Когда поняли, что если продолжим им упиваться, будем бодрствовать до утра, а у нас репетиции, тогда мы перешли на пустой кипяток, и он у нас чуть из ушей не лился. Потом Пхан выпил бутылочку соджу, а мы с Алексом, то грели ладони над выставленными своеобразным костром свечами, то растирали друг друга, до покалывающих ссадин. Кожа горела под свитерами, но мы… мы не проверяли, насколько травмировались, не поднимали кофт, мы и так поняли, что не стоит вот так грубо друг друга касаться.

Ближе к ночи решили зажаться плотнее под одеялами. Мы втроём кутались друг в друга и сцеплялись голенями и лодыжками, пытаясь не отморозить ноги. Нам выдали тёплые одеяла, но мы всё равно спали в одежде. Джинхён прижимался к моей спине, а я к груди Чона.

Пхан тоже хорошо помнит тот вечер, и теперь мысленно умоляет Инсон перепрыгнуть и эту часть, где их было трое.

– С самого первого дня, когда Алекс одобрил мой каст и обнял меня, приветствуя в составе, я хотела, чтобы объятия нашего старшего, широкие, горячие, вдавливающие моё тело в его, предназначались только мне. Когда он обнимал своего брата, сестру или Джинни, я ощущала себя брошенной. Чон не был виноват в том, что я чувствовала себя одиноко, когда ему было с другими хорошо и радостно. Мы не были давно знакомы с ним как с Джинхёном и… и не росли вместе, но каждый раз, когда Алекс прижимал кого-то из своих, моё состояние походило на растерянность четвероного друга, которого выбрали из многообразия большого питомника, затем наконец-то занесли в пахнущий дровами и едой дом, полный таких же щенят, но меня единственную отсадили в отдельный вольер.

Наверное, я завидовала, тосковала и ревновала. Ревновала больше всего. Даже к микрофону, которого Алекс касался дыханием, обвивал своими подвижными пальцами. Я не имела права ревновать. Любая вещь была в его жизни дольше меня. Он каждый день держал в руках зубную щётку и тюбик пасты, и в них он ежедневно нуждался, а во мне – нет. Но мне было так мало спортивных затей с приятельскими похлопываниями. Наоборот, подобный контакт, это как смеяться над терзаемым жаждой. Каждое ободряющее постукивание по плечу, это жестокий смех. Поэтому в тот морозный вечер, я благодарила мэра Пекина за своевременное решение погрузить мегаполис в первобытные времена, когда каждый ищет тепло самым что ни на есть доступным способом. Уважаемый мэр Пекина, если вы здесь, благодарю вас за непростое решение, изменившее судьбу этой недостойной, – кланяется Инсон.