– Врёт он всё! – вскочив с лавочки, прервал мальчишку Лаврик. – Не прыгал я, как козёл!
– Гаврюха Нюхов, говори правду! – строго предупредил пацана судья Кнутов. – Проще говори, не преувеличивай.
– Хорошо, постараюсь, – согласился Гаврюха и продолжил красочно привирать, – может, Ромео и не прыгал – Джульеттин зонтик подглядывать мешал, а вот то, что он вился вокруг неё, это точно. Всё вьётся вокруг неё, ножками дрыгает, стрибает, как тот министр танцев в фильме “Золушка”. Дрыгает ножками, будто пытается штаны скинуть, словно что- то мешает ему, как тому плохому танцору, которому эти … мешают. Стучит ножкой и пристаёт к девке…
Зрители весело рассмеялась,
– Врёт он всё! Не вился я и не танцевал! – не выдержав насмешливого издевательства, снова вскочил Лаврик и шагнул к краю сцены. – Я тебе, сопляк, уши оторву, брехло!
– Я те оторву! Паршивец ты эдакий! – заступился за Гаврюху Сидор Карпыч – Ишь, приехал портить наших девок, да ещё права качает!
– Да я сам ему уши порву! – отважно вскричал Гаврюха. – Боялся я его! Пошли за угол один на один! Пошли! – задиристо позвал он Лаврика. – Пошли без свидетелей!
– Идём! Сейчас я отделаю тебя, как цуцыка! – смело принял вызов Лаврик.
– А ну сядьте! – свирепо рыкнул прокурор Лапоть- Дамский, – Развоевались! Цыц оба!
– Свидетель, продолжайте рассказ, но выражайтесь культурно, вежливо, – предупредил Гаврюху судья Кнутов.
– Хорошо, – хитро ухмыляясь, пообещал тот и продолжил врать: – Стрибал, значит, Ромео ножками и говорил, говорил, хвалился Джульетте о своих подвигах, вешал ей лапшу на уши. Пищал: “Я должен вас со всех сторон созерцать! Восторгаться вами. Я, мамзель, необъяснимо влюбчив в толстых девок. Вы так приятно заманчивы. Хочу неотразимо обаять вас. Вволю поиметь вас. Вы так магнитно заманчивы”. А Джульетте, дурочке, радостно слушать. Таких возвышенных слов она никогда не слыхала. Улыбается, хихикает. Один раз Ромео на колени рухнул, прижал свои руки к груди, а затем протянул их Джульетте и лопочет, домогается согласия на объятия с поцелуями. А ей так смешно стало, что она чуть на него не упала. Представляете: туша в сто пятьдесят килограмм упала бы на вас. А этого тощего Ромео она бы просто раздавила, что из него кишки повылазили бы.
Лаврик и вся Джульеттина родня дружно возмутились откровенным издевательством. Теперь уже Степан Пантелеймонович, папка девушки, пообещал оторвать уши Гаврюхе.
– Ну врёт же он всё! Ну не было ничего того, что он тут красиво плёл! – кипел возмущением Лаврик. – Да сочиняет он всё!
– Свидетель, не ври! Я лишу тебя слова, если ты будешь оскорблять попавшую в беду девушку! – строго, с укором качая головой, посмотрел на подростка прокурор.
– Ладно, – кивнул Гаврюха. – Затем Джульетта, прикрываясь от солнца зонтиком, пошла вперёд, важно так, как верблюд, а Ромео, как осёл, засеменил за ней, клянча разрешение на проникновенную любовь…
Он умолк, пережидая ехидный смех в зале и возмущённые стоны родных девушки.
– Я попрошу? – снова возмутился Лаврик. – Граждане судьи, ну он же просто оскорбительно издевается над нами! Совсем оборзел этот фраеренок! Примите меры!
– Мальчик, тебе было сказано: не сочиняй! – рассерженно пробасил прокурор. – Настоятельно рекомендую не обзывать жертву покушения на насилие и обвиняемого в покушении. Ты искажаешь истину происшествия.
Гаврюха отмахнулся от прокурора, как от назойливой мухи, и продолжил увлекательный рассказ:
