– Продолжай, продолжай, – выказал нетерпение Кнутов.
– Потом Сидор Карпыч ружьё принёс и Джульеттиному папке отдал. Тот стрельнул в насильника и чуть своих не поубивал. И меня тоже. Мазила пузатый. Разъелся…
– Этот белобрысый говнюк меня достал! – взорвался гневом Степан Пантелеймонович, и, вскочив, со скоростью гусеничного трактора, громко затопал к наглому подростку. – Сейчас я его побью! К чёртовой матери такого свидетеля!
Гаврюха отбежал по проходу к центру зала и стал спокойно поджидать толстяка; потом с укором крикнул ему: “Я вашу дочуру от позора спас, от пожизненного бесчестия, а вы меня побить за это хотите! “Отблагодарить” за добро!
– Я тя за издевательство наказать хочу! Достал! – зло возразил Степан Пантелеймонович, сворачивая в проход. – За то, что чужую беду в шумный балаган превратил!
– Степан Пантелеймонович, успокойтесь! Вернитесь на место! – окликнул Недотрогина судья Кнутов. – Всё! Больше мы юного свидетеля слушать не будем! Он всё сказал! Вернитесь, Степан Пантелеймонович.
Недотрогин, медленно остывая, пообещав Гаврюхе непременно проучить его, подлеца, пошёл назад.
– Эй, жрецы закона, я ещё не всё рассказал! – поднял руку Гаврюха. – Только половину!
– Потом доскажешь, – отмахнулся от него судья. – А пока сядь и помолчи.
Гаврюха, самодовольно улыбаясь, пожав протянутые руки своих дружков- озорников, вернулся на своё место.
Судьи принялись оживлённо шептаться. Зрители обменивались весёлыми мнениями, обсуждали “показания” юного свидетеля. Гаврюху окружили его дружки- озорники и, лукаво поглядывая то на Лаврика, то на тихо хныкающую Джульетту, стали высказывать ехидно- бесцеремонные реплики в адрес соблазнителя и его наивной жертвы и язвительно похахатывали. Судьи покивали головами в знак согласия, и Кнутов вновь обратился к подсудимому:
– Встаньте, Ромео. Ответьте ещё на несколько вопросов.
Лаврик встал. В первый раз за всё время судилища он мельком взглянул на несбывшуюся любовь свою, несравненную и необъятную Джульетту, увявшую, поникнувшую от стресса и громкого позора, с досадой подумал: “Гад народ! Никуда от него не скроешься! Даже в лесу. Ух, эти вездесущие, любопытные пацаны! Вредители!” Он с демонстративным равнодушием посмотрел на Гаврюху и его дружков, строивших ему гримасные рожи, и уставился в потолок.
– Неоспоримо обвиняемый в покушении на насилие в отношении девицы Недотрогиной, – сурово уставился на Лаврика судья Кнутов. – После ваших признаний и свидетельской речи ребёнка мы в искренности ваших слов засомневались. Поэтому говорите правду и ничего кроме правды.
– Я и говорил правду! – возразил судье Лаврик. – Это свидетель – засранец – врал безбожно.
– Сам ты засранец! – взвился над стулом Гаврюха и, потрясая кулаком, свирепо пообещал Лаврику: – Ну, гад залётный! За засранца ответишь особо!
– А ну цыц, герой! – рыкнул на мальчишку прокурор, хлопнув ладонью по столу. – Угомонись, задира! А то лично выведу тебя вон.
Гаврюха, сердито бурча под нос, сел.
– С показаниями свидетеля Нюхова я не согласен, – глядя на Кнутова, твёрдым недовольным голосом обратился к нему Лаврик.
– С чем именно не согласны?
– Я, например, не призывал Джульетту изменять Родине. Не убеждал её уехать со мной за границу. Спросите у неё, и она подтвердит.
– Он ещё жертву, нашу любимую девочку на помощь призывает! – гневно вскричала тётя Джульетты. – Какой наглец! Фу, гадкий! Откровенно криминальный тип! Как он решился силой обесчестить такой нежный, пышный цветочек, ангелочка с голубыми глазками, надругаться над юной, целомудренной девочкой! – уму моему не понять! Строго надо покарать греховодника, распутника, чтобы у других охота на подобное не возникала.
