Пахнет специями, чаем, благовониями, машинными газами и продуктами жизнедеятельности коров.
Мама в ужасе. Она оглядывается потерянно и злобно и не может понять, почему я такая счастливая. У неё тотальная брезгливость: к посуде, из которой нам предстоит есть, и к еде, к земле, по которой идём, к воздуху, которым дышим.
Я сама не понимаю, почему я чувствую себя здесь дома. Почему мне здесь так хорошо, как будто это место любит меня. Оно являет себя простосердечно и искренне, какое есть, и точно смушённо улыбается. Оно с неумелой нежностью держит тебя на грязных руках своих улиц. Говорит: «Вот я. Ну да, какое есть, но мне жить хорошо. И пусть тебе будет со мной хорошо».
.
В номере нет горячей воды. Я моюсь под холодной. Из высокого узкого окошка идёт солнце и поджигает струи белым золотом. Я встаю под них, и мне вдруг становится очень просто и счастливо: я всей душой чувствую, что вода – понимаешь, просто вода, которая льётся сверху – огромное Благо. Прямо Благо, как верующие говорят.
.
Воду в Индии надо пить, не касаясь губами горлышка. Вливаешь в рот струю через край. У меня до сих пор часто не получается не облиться.
.
При входе в каждое помещение надо разуваться. Чтоб не забыть, достань разок из памяти вид уличного асфальта.
.
Вечером мир заполняется мягким рыжим сиянием. Медленно просыпаются разноцветные фонари. Баньяны нежатся в закате и шелестят – интересно, это они друг другу сказки рассказывают, или философствуют, или каждый из них так сам с собой думает вслух? На деревьях мигают гирлянды. Каждый цветной огонёк – отголосок огня-солнца, лениво и величаво ползущего поцеловать гору.
Люди в праздничных одеждах высыпают на улицу. Город погружается в праздник; он весь похож на лавочку с фейерверками, которая ожила и сошла с ума.
Вот бы наткнуться на толпу уличных барабанщиков, чтобы они перевернули своим грохотом улицу, чтобы устроили в Ришикеше День Летучих кораблей – благо вот он, Ганг, совсем рядом за крышами. Ты ещё не знаешь, что такое День Летучих кораблей… но! Я тебе потом обязательно расскажу)
.
Я высоко на холме, смотрю на ночь и улыбаюсь ветру. Гора притворяется облаком. Её невесомое могучее тело зависло над Гангом и глядит на нас глазом одинокого окошка-огня. И другие огоньки, маленькие и бесстрашные, плавают в лесной темноте ниже по склону. И ветер добегает с дальнего склона, ласковый и весёлый.
.
Маме стало плохо. Что-то не так с давлением, то ли слишком низкое, то ли слишком высокое – без прибора не скажешь. Теперь вся компания бредёт домой, ещё весёлая, но смущённая; мы втроём впереди. Я иду прямо и крепко держу маму за руку – я хочу, чтобы она знала, что я у неё есть и буду её защищать. Она вдруг становится совсем слабая и крошечная.
Машины. Тук-туки. Коровы. Ришикеш с беспощадной остротой напоминает о смертности. Почему я так живо её сейчас вижу? В Индии же весь мир, всё, что в нём есть, ласковое и нестрашное. Даже смерть.
Только, когда умираешь, намного сложнее связаться с близкими – это-то и страшно.
Пожалуйста, давай договоримся, что будем жить долго!..
.
… я тебе звоню, и всё становится хорошо. Смерть уходит из мира.
13 октября, Ришикеш
Я вижу ласковый голубой ветер – он перебирает листья. Вижу разноцветные коробочки домов, похожие на детский конструктор. Небо у горизонта золотисто-белое, а выше – прозрачно-голубое. И в нём купается склон, весь кудрявый от деревьев.
