Далёкая песня дождя - страница 23

Мне незачем избавляться от этого снимка, пусть стоит себе, пылится на полочке, ведь то, что на нем изображено, никогда не было и быть не могло. Я так решил, чтоб быть сильнее. Но старые часы продолжают свой ход, с каждым шагом сближая маленькую и большую стрелки. Тик-так, тик-так…

Тик-так, тик-так – тупой болью отдается в голове. «Эти часы волшебные, – как-то сказала Она, бережно поглаживая ладошкой запыленный циферблат. – Они способны поворачивать время вспять, нужно только очень захотеть». Я тогда рассмеялся, а Она даже не улыбнулась. Старинные часы с маятником достались мне в наследство от бабушки и деда, их подарила им во время офицерской службы деда на Южном Сахалине старая японка, соседка по дому. С тех пор они ни разу не остановились и исправно отбивали время каждый час днем и ночью. Достаточно было ежедневно без каких-либо усилий заводить их маленьким фигурным ключиком с узорчатой головкой.

Тик-так, тик-так… «Как только стрелки покажут двенадцать, все можно вернуть назад, надо только очень этого захотеть, – мне уже было не смешно, а Она не унималась: – Ты слышишь меня? Только очень захотеть».

Как давно это было. Ее здесь нет, и меня в этих стенах уже ничто не держит, кроме нескольких цветных воспоминаний. Моя память удивительным образом сохранила эти цвета не истлевшими, не тронутыми временем, цвета наслаждения чувствами, цвета радости и чистой любви, цвета жизни.

Совсем скоро скромный домик на окраине маленькой полесской деревеньки примет меня с моими холстами и моим неуемным вдохновением. А сейчас: тик-так, тик-так… Стрелки мягко с легким шуршанием коснулись цифры «двенадцать», сразу же сработала пружина, деловито зажужжала, как вcпорхнувшая в небо пчела, и раздался первый удар.

– Бом!

– Раз, – произнес я вслух.

– Оранжевый?! Вы изображаете этот прекрасный розовый закат оранжевым?! Хм…

Голос за моей спиной явно принадлежал какой-то несмышленой девчушке и был молодым, звонким и чересчур уверенным, что часто бывает у задиристых «неоперившихся птенцов». Мне даже не хотелось оборачиваться на этот посторонний шум. Яркий морской закат упорно не поддавался повторению кистью, и акварельный этюд в стиле «алла прима» готовился покинуть меня в виде очередного бумажного кораблика, качающегося на лазурных волнах, обреченного размокнуть и погрузиться на дно морское.

В какие-то времена выбрался на береговой пленэр, специально, чтобы избежать таких встреч, притащился к этим скалам ни свет ни заря – и вот вам, пожалуйста, – нарвался на доморощенного критика!

– Хотите провести мастер-класс по написанию морских закатов? – я не обернулся к «критику» и процедил эти слова с нескрываемой досадой сквозь зубы.

– Мне это не дано – сразу же ответила она, – но со зрением у меня все в порядке, поэтому ясно вижу, что этот закат ярко-розовый!

«Боже, за что мне это?! – сразу же мелькнула мысль, – специально притащился на майский пленэр в Ниццу, чтобы написать что-нибудь стоящее, и до сих пор не могу настроиться на работу. И тут еще она».

Не успел я обдумать мои «боевые действия» против этой неожиданной помехи в реализации грандиозных замыслов, как дерзкая незнакомка волшебно возникла предо мною во всем своем прелестном обличии.

С таким трудом копившиеся во мне едкие слова так и не вырвались на свободу. Ей-богу, Она была прекрасна! Милое узкое лицо с чуть приподнятыми скулами, громадные глаза и полные губы, густая копна выбеленных солнцем пшеничных волос и фигура Афродиты кисти Франса Флориса. Девушка была в легком купальнике и придерживала красивой рукой на плече белое махровое полотенце. Она была не так молода, как мне показалось на слух, но и далека от бальзаковского возраста.