– Здесь жила наша няня, – ответила Перси. – Когда мы были совсем маленькими, эта комната казалась лучшим местом на земле. – На мгновение на ее лице мелькнула улыбка и увяла. – Это почти чулан, как по-вашему?
– Чулан с прелестным видом.
Я подошла к ближайшему окну, единственному, на котором сохранились выцветшие занавески. Отдернув занавески, я с удивлением уставилась на множество прочных запоров, приделанных к раме. Должно быть, от Перси не укрылось мое удивление, поскольку она пояснила:
– У отца был пунктик в вопросах безопасности. Он так и не забыл один несчастный случай в своем детстве.
Кивнув, я выглянула в окно и испытала трепет узнавания. Я поняла, что узнала не то, что видела, но то, о чем читала и воображала. Прямо внизу, вдоль подножия замка тянулась полоса травы шириной футов двадцать, густая и сочная, совсем другого оттенка, чем остальная зелень.
– Здесь был ров, – догадалась я.
– Да. – Перси встала рядом, придерживая занавески. – Одно из моих первых воспоминаний – бессонная ночь и голоса внизу. Стояло полнолуние. Я выглянула в окно и увидела, как наша мать плавает на спине и смеется в серебристом свете.
– Она была заядлой пловчихой, – вспомнила я прочитанное в «Майлдерхерсте Раймонда Блайта».
Перси кивнула:
– Папа подарил ей на свадьбу круглый пруд, но она всегда предпочитала ров. Им занялся специальный человек. Когда она умерла, папа засыпал ров.
– Видимо, он напоминал ему о ней.
– Да.
Ее губы дернулись, и я осознала, что довольно неосторожно расспрашиваю ее о семейной трагедии. Я указала на каменный выступ, который врезался в нижнюю юбку рва, и сменила тему:
– Что это за комната? Не помню, чтобы видела балкон.
– Библиотека.
– А там? Что за огороженный сад?
– Это не сад. – Она отпустила занавеску, и та упала на место. – И нам пора двигаться дальше.
Ее тон стал ледяным, тело окаменело. Очевидно, я оскорбила ее, но не понимала как. Быстро прокрутив в голове наши последние реплики, я решила, что, скорее всего, она просто пала духом под бременем старых воспоминаний.
– Наверное, потрясающе жить в замке, который столько лет принадлежал вашей семье, – тихо произнесла я.
– Да, – отозвалась она. – Это не всегда было просто. Приходилось идти на жертвы. Мы были вынуждены продать бо́льшую часть поместья, последним – фермерский дом, но сумели сохранить замок.
Она демонстративно осмотрела оконную раму и смахнула кусочек отслоившейся краски. Когда она заговорила, ее голос был деревянным от старательно сдерживаемых чувств:
– Сестра была права. Я люблю этот дом, как другие любят людей. Всегда любила. – Перси покосилась на меня. – Наверное, вам это кажется эксцентричным.
– Нет, вовсе нет, – покачала я головой.
Брови-шрамы с сомнением выгнулись, но я не обманывала, я вовсе не считала это эксцентричным. Сердце моего отца разбилось, когда ему пришлось расстаться с домом, где протекло его детство. Довольно незамысловатая история: маленький мальчик, вскормленный на баснях о знаменитом прошлом своей семьи, и обожаемый богатый дядюшка, щедрый на обещания, который неожиданно передумал на смертном одре.
– Старые здания и старые семьи принадлежат друг другу, – изрекла Перси. – Так было всегда. Моя семья живет среди камней замка Майлдерхерст, и мой долг – хранить их. Чужакам такое не под силу.
Ее пылкая тирада явно нуждалась в одобрении.
– Наверное, вам кажется, что они до сих пор рядом. – Слова слетели с моих губ, и внезапно я представила, как моя мама стоит на коленях у кукольных домиков. – Поют в стенах.
