Он мог отказаться пойти на свадьбу к бедному товарищу и напросится на пиршество богача, где на виду у всех швырнуть музыканту или танцующим последнюю пятёрку.
Дома не ждали меня потому, что я не писал им. Мой неожиданный приезд взбудоражил всех. Наш дом в первые дни был полон гостями. Родные и близкие съезжались из города и аулов, чтобы поглядеть на меня.
Мои малолетние дети успели повзрослеть за десять лет, а жена поседела от горя, как и я.
Жажда мести – она продолжала томить меня с прежней силой, как только я оставался один, но почему-то теперь мне не хотелось спешить – видимо потому, что я не насладился долгожданной свободой.
В первые же дни своего приезда я спросил у жены о Гамзате:
– Здесь он, работает по-прежнему спокойно, – ответил ничего не знающая жена.
Каково же было моё удивление, когда в тот же день к вечеру, в толпе других мужчин, пришедших поздравить меня с возвращением, увидел Гамзата. На сей раз он не отвернул лица, но глаз опущенных так и не поднял за весь вечер. И никто из присутствующих родных, близких, друзей, соседей не знал, за что и по чьему клеветническому доносу я был осуждён.
И какой силой воли должен был обладать человек, томимый жаждой мести… – думал я о себе, когда со спокойным видом протягивал приветственную руку подлецу.
Гамзат всегда слыл человеком трезвым. А в этот вечер, к великому удивлению кунаков и соседей, он опрокидывал в свою глотку один стакан «чихиря» за другим.
– Гамзат, что с тобой? Или ты радуешься возвращению друга больше чем остальные? – с улыбкой заметил один из гостей.
– Сегодня, как никогда, мне хочется пить, – смущённо ответил Гамзат, опорожняя очередную порцию.
Я хотел сказать, что пьют не только на радостях, но и от горя, или когда хотят заглушить нечистую совесть. Но почему-то я не верил в то, что у Гамзата есть совесть. Тот, кому не дана она от природы, не может её приобрести за деньги. А пьёт он, скорее, от страха. Люди подлые отличаются трусостью – в последнем я был уверен.
Вечером, когда люди разошлись и в доме остались самые близкие родственники и ближайшие соседи, в дом взволнованно вошёл человек, показавшийся мне незнакомым. Он остановился передо мной, потом окинул взглядом с ног до головы и воскликнул:
– Гирей, друг мой, – обнял грубо, по-мужски. – Не узнаёшь, неужели так сильно изменился?
– Андрей, – нерешительно произнёс я.
– Ну конечно, Скворцов.
– Скворец? – с грустной улыбкой сказал я.
– Он самый!
Это был мой друг на факультете, койки наши в общежитии стояли рядом. Хороший он был парень, способный, но с ленцой, как многие интеллектуалы – весельчак, балагур, повеса, а в общем – «рубаха» парень.
Родители его жили в Таганроге, а тётка по матери – в Дагестане, замужем была она была за лезгином. И потому Андрюша иногда каникулы проводил в горах.
Я был очень рад его приходу. Не менее радовался и Андрей – взволнованно, от души выразил он соболезнования, уверял, что переживал очень, когда узнал о постигшей меня беде.
Пытался разыскать место моего нахождения, но безуспешно, и вот сегодня, приехав навестить больную тётушку, узнал о моём возвращении.
В те студенческие годы я познакомил Андрея с Гамзатом. Мы часто проводили вместе каникулярное время, проводили летние вечера у Гамзата.
– О, Гамзат, я, конечно, не сомневался в том, что в такую минуту вы будете рядом с другом, – сказал Андрей, идя навстречу вошедшему в дом Гамзату.
