– Что же особенного увидел ты в его доме – ковры, мебель? – спросил я.
– Как – что особенного? Не только ковры и мебель, разве ты не обратил внимания – у него не дом, а магазин антикварный! В его сервантах, на дорогой мебели рядом с сервизами «Мадонна» – старинные уникальные статуэтки, цветной хрусталь, фарфоровые вазы, серебро, бронза. А зал – не меньше сорока квадратных метров, с огромной хрустальной люстрой. Да у него в прихожей лежит ковёр получше чем твой в гостевой, разве ты не видел?
– Нет, я не заходил к нему.
– Не успел – так пойди, полюбуйся, поучись у друга и земляка, как надо жить.
– А ты поучился? – спросил я Андрея.
– Не гожусь я в ученики к Гамзату, – ответил он.
– А почему ты считаешь, что я гожусь?
– Не считаю, а так, к слову пришлось – обидно за себя и за тебя.
– На кого обида?
– На судьбу.
– Не ропщи, – казал я, – меня судьба научила довольствоваться самым малым. Всё это ерунда. Не это главное в жизни, а совесть.
– Я согласен, но кому нужна твоя совесть? – махнув рукой, сказал Андрей.
– Ну, прежде всего мне, моим близким, настоящим друзьям, таким, как ты, а богатство и роскошь, коли их придумали люди, должны же кому-то принадлежать…
– Должны, конечно, но почему именно жуликам, дельцам, а не честным труженикам? – возразил Андрей.
– Честным труженикам не на что и некогда заниматься сбором показных безделушек – мне, например, всё равно, кому они принадлежат.
– Нет, мне всё это не нужно, а коли эти произведения искусства имеются и создаются, пусть они принадлежат обществу, людям, например, живущим в домах престарелых, инвалидов, детским учреждениям, а не хапугам.
– А разве в России таких, как Гамзат, нет – или это свойственно кавказцам?
– Есть, наверное, только я не видел, – снизив тон, ответил Андрей и задумался.
– Друг мой, я понимаю тебя, не обижайся, если скажу – голодный завидует сытому, бедный – богатому, больной – здоровому; так было, есть и будет, – сказал я, положив руку на плечо Андрея.
– Да пойми ты, не завидую Гамзату, а возмущаюсь, обидно как-то за всех, таких как мы, обидно. Вот ведь настоящий ворюга, только не пойманный – не обижайся, что я так говорю о твоём близком друге, ты же ведь тоже согласен, правду говорю.
– Оставим, Андрей, это разговор.
– Хорошо, Гирей, оставим. Ты как настоящий кавказский мужчина ставишь себя выше «мелочей» и, конечно, простишь меня, русского «мужика», безобидного болтуна. Я понимаю, Гамзат для тебя ближайший друг. И я, конечно, понимаю, что не во всех случаях справедлива поговорка, гласящая – «покажи мне, кто твой друг, я скажу, кто ты».
Через несколько дней Андрей уехал.
Гамзат – завбазой, вор и мошенник, а потому человек состоятельный и, конечно, уважаемый такими, как сам. У него роскошная усадьба, дом – полная чаша, двор-сад, который не уступит зелёным тенистым убежищам бахчисарайского дворца и автомобиль «Победа» в личном в гараже. Сам Гамзат не умеет водить машину – ждёт, пока подрастёт сын.
Этот мошенник, которому без суда и следствия можно пришить экономическую диверсию, считается в городе человеком уважаемым. Даже городское начальство почтительно раскланивается с ним, памятуя изречение безвестного «мудреца» – «не пойман – не вор».
Нет, не позавидовал я сытой, богатой жизни Гамзата. Всё равно все знают, что живёт он не на трудовые деньги, живёт на свободе, потому что делится с другими, а грабит он не отдельных лиц, а государство, и ведь не всякий поймёт, что грабит народ.
