Даниэль - страница 17

Били разными способами: длинной деревянной линейкой, палкой из бука, удары которой были особенно сильными и болезненными. В приступе гнева, по чему придется. Тягали за уши, пока ты не вытягивался на носочках в струнку и, казалось, уши вот-вот оторвутся. Заламывали пальцы так, что еще немного, и сломаются. А ты стоишь, извиваешься от боли и приплясываешь, как испанская танцовщица.

По требованию воспитателя и по его настроению, нам приходилось стоять с вытянутой рукой и открытой ладонью, по которой гуляла линейка. Или с вытянутой рукой и сжатыми пальцами, что, кстати, было еще больнее. И это еще ничего.

Бывали дни, когда на наши спины обрушивалась вся боль разочарований, принесенная учителем из дома, и он терял контроль над собой и месил без жалости первую попавшуюся жертву.

Не все учителя были жестокими. Некоторые никогда нас не били. Некоторые нас почти не наказывали. А учительница Рина из четвертого класса легонько хлопала нас по лицу, как во время массажа, только чтобы не забывали, кто здесь учитель.

Били нас не только в школе. Дома тоже доставалось: от родителей, от старших братьев. И на улице мог попасться какой-нибудь драчун. Другого мы не знали. Не раз я приходил домой весь в синяках. Таким было воспитание, образ жизни и культурные нормы.

Другого мы не знали и считали, что это нормально – тебя бьют, и ты бьешь.

Вскоре и я поднаторел в уличных боях. Хоть росточком и не вышел, но я был дерзким и сильным, и немногие могли меня одолеть, даже среди тех, кто старше года на два. И сам иногда возвращался с синяками, шрамами и порезами на теле. Иногда с искусанными руками.

Пока однажды, подростком, устроив засаду другим, не поймал одного парнишку. Резким движением я уложил его на лопатки головой в песок и запрыгнул сверху, готовый пустить в ход кулаки. Вдруг он сжал мои руки и сказал спокойно, без страха: «Знаешь, почему ты дерешься?». И сам ответил: «Потому что не умеешь говорить».

Его слова потрясли меня. Я встал и протянул ему руку. И сказал: «Извини» и «Спасибо». И с тех пор я учусь говорить.

Конечно, я дрался еще не раз. Но только когда не было выбора и только в целях самообороны. Потому что было еще много таких, кто не умел говорить и разговаривал только кулаками.

Тот парнишка был моим ровесником, и для меня он стал настоящим героем, Человек часто бьет из страха, что его назовут трусом. Возможно он не хочет ссориться, а предпочел бы подойти и сказать: «Давай будем друзьями». Но страх «что скажут другие?» сильнее, и мы ссоримся, спасая свое эго и теряя друзей.

Мудрецы говорили: «Мужчина – тот, кто сумел побороть свои инстинкты». То есть тот, кто сумел справиться с ними, не развязывая войны – словами и переговорами.

Сегодня ни в Ашкелоне, ни во всем Израиле уже не бьют детей в школах. Дети получили свободу и уважение. А я считал тогда и считаю сегодня, что каждый учитель желал лучшего для своих учеников. Не понимаю и не одобряю родителей, выступающих против учителей. Тех, что проявляют к учителю неуважение при детях. К учителю, отдающему детям все свои силы и способности.

Учитель заслуживает уважения. Так должно быть. Почитая учителя, ребенок может учиться, усваивать материал и вести себя достойно. Все начинается с дома. Учитель учит. А воспитывают родители.

Все эти годы я относился с уважением к своим учителям. И даже когда стал студентом, и уже можно было звать преподавателей просто по имени, я ставил перед именем уважительное «учитель». Так же как ставят «доктор» перед именем, обращаясь к врачу. Даже если я захотел бы называть их просто по имени, не смог бы. Так я отдаю дань уважения тем, кто посвящает нам свои жизни.