– О чём они говорят? – как всегда тайком спросил Форкис, поднеся к губам посудину с водой и метнув взгляд на находящихся рядом, у соседнего костра персов.
– Что-то об иудеях. Не очень понял. Вроде бы здесь только они обитают и несут службу в крепости, – потянувшись к нему, принимая чашу, ответил Дантал.
– Как так? – удивился тот.
Юноша молчал. Приступили к еде. Вскоре вернулся десятник и присел к своим людям.
Опустилась долгожданная ночь, как обычно, принеся с собой на землю спасительную прохладу. Теперь, в наступившей тишине, лишь изредка нарушаемой треском огня, можно было довольно отчётливо услышать сказанное каждым из персидских воинов. Они также прилегли на расстеленные вокруг костра плащи, продолжая вести негромкие разговоры.
Форкис и Дантал лежали головой друг к другу. Так было удобнее перешёптываться.
– Иудеи – неплохие преданные воины. Только их и разрешено брать на службу в крепость, – юноша переводил слова десятника. – Командование же всё состоит из персов.
– Вот оно как? Выходит, и тут они не берут местных уроженцев, – делясь догадкой, произнёс Форкис.
– Завтра двинемся дальше. В Сиене все корабли останутся, – продолжал Дантал, внимательно прислушиваясь к каждому слову. – Оттуда пойдём по суше до какого-то города. Не разобрал его названия. Не успел. Возле него к нам должен присоединиться ещё один отряд.
– Как далеко идти? Ничего не говорят?
– Пока нет.
Персы ненадолго замолчали, затем кто-то из них что-то спросил.
– Десятник сказал, что на границе пропало много людей. Поиски ничего так и не дали. Они исчезли бесследно, – Дантал слегка приподнялся на локте, стараясь ещё лучше расслышать соседей, понимая, что именно сейчас велась беседа о самом главном.
– Ну, чего там дальше? – нетерпеливо шепнул Форкис.
– Десятник недоволен, что мало войск, – спокойно продолжал юноша. – Он опасается предстоящей дороги, но рад, что командует ими сам Шурдия. Не доверяет проводникам. Велел зорко присматривать за ними. Говорит, что там, куда идём, полно разного хищного зверья и множество ядовитых змей. Особенно страшится ужасных крокодилов. Удивляется тому, что египтяне им преклоняются.
Кто-то из воинов отошёл по нужде. В его сторону десятник бросил шутку, намекая на то, чтобы крокодил не схватил его за главную штуку. Послышался громкий хохот. Дантал перевёл последние слова, видимо, не вдумываясь в их смысл, и лишь мгновением позже, взглянув на улыбающегося брата, смутился.
– Всё, укладываются спать, – прошептал он, откинувшись на спину.
– Что ж, хоть что-то прояснилось, – задумчиво произнёс Форкис.
Всех подняли очень рано, по темноте. Погрузились на корабли.
* * *
Гурис вёл войска по каменистой пустынной местности. Солнце припекало нещадно. Бескрайнее плоскогорье слилось своими светло-коричневыми тонами с таким же белёсым небосводом, превратив всё обозримое пространство в сплошную мутную, бездонную пелену, поглотившую линию горизонта. Казалось, время здесь остановилось навечно, замерло, растворившись в дрожащем мареве. Изредка попадались небольшие пересохшие реки, проложившие свои русла в глубоких узких расщелинах твёрдого песчаника.
Ближе к полудню останавливались на отдых, натягивали навесы, под спасительные тени которых, заведя лошадей, забирались и люди. Всё вооружение было навьючено на животных.
Через два дня пути командующий, видя, как изнывают от жары его воины, разрешил им снять лёгкие кожаные панцири, сам же остался один в одеянии. Теперь они лишь цветом кожи отличались от египетских воинов, облачённых в светлые набедренные повязки и сандалии. Головы у всех были покрыты белыми тканями, ниспадавшими на плечи, концами которых при порывах пыльного ветра можно было закрывать лица.
