Данте. Жизнь: Инферно. Чистилище. Рай - страница 21

Э. Жильсон. «Данте и философия».

Я думаю, что этот сюжет составляет самую суть всех споров между эрудитами о реальности или ирреальности Беатриче. За всеми аргументами о. Мандонне (Орден проповедников) кроется изумление перед тем фактом, что благоразумный человек, каким, несомненно, был Данте, мог так превозносить женщину. Это не укладывается в голове. Для безупречного монаха, каковым был о. Мандонне, религиозное призвание имело значимость, не сопоставимую с любовью. Поэтому он считал, что разъясняет «Новую жизнь», когда сделал из Беатриче объект такого пыла, каким может пламенеть духовный человек, оставаясь разумным и не впадая в безумие.

Случай о. Мандонне – крайний, но не единственный. Более того, таких примеров немало. Почти все интерпретаторы, усматривающие в персонаже Беатриче всего лишь символ, занимают примерно такую же позицию; да и другие литературные героини, помимо Беатриче, вызывали такое же недоверие. Возможно ли поверить, что разумный человек мог дрожать, пылать, лишаться чувств, почти умирать из-за девушки, потом женщины, которая никогда не подала ему ни малейшей надежды и с которой он, судя по всему, даже не пытался заговорить? Беатриче умирает, но Данте продолжает ее любить и превозносит выше, чем когда-либо. Данте женится, становится отцом семейства, но по-прежнему любит Беатриче. Все это побуждает нас спросить себя: а мог бы я в подобных обстоятельствах любить женщину с такой же силой и с таким же постоянством? Ответ: нет. Отсюда мы тотчас делаем вывод, что и Данте никогда так не любил никакой женщины. Остается отыскать, что же могло обозначать для Данте женское имя, которое никогда не было именем женщины. Отсюда берет начало та череда Беатриче, которые не были Беатриче: священническое призвание Данте, вера, теология, благодать, империя, францисканская духовность иоахимитов, свет славы, альбигойская ересь или активный интеллект.

К неправдоподобию реальности Беатриче добавляется другое неправдоподобие – универсальность встающей здесь проблемы. Петрарка любил Лауру. Идет ли речь о Лауре де Нов или о другой женщине, и звалась ли она Лаурой или нет, не так уж важно. Важно то, что Петрарка в течение многих лет любил одну и ту же женщину, сначала молодую и в расцвете красоты, потом постаревшую, поблекшую от болезни и многочисленных родов, наконец умершую; любил, несмотря на то, что не только ничего не получил от нее взамен, но даже когда просил о самом невинном утешении, она ему отказывала. В обоих случаях перед нами одна и та же длительная страсть поэта к женщине, которую он воспевает, одно и то же отсутствие плотских последствий этой страсти и, судя по всему, одно и то же согласие любимой женщины принимать любовное прославление, которому, если бы она этого действительно хотела, был бы, вне всякого сомнения, незамедлительно положен конец.

Но Лаура в самом деле существовала. В «Secretum» («Моя тайна») Петрарка точно описал свои чувства к ней, не оставляющие никаких сомнений. Он ее добивался, она ему отказала. Таких отказов не принимают от мифа. Почему бы и Беатриче тоже не существовать?

Быть может, эти колебания объясняются просто тем, что произведения искусства, созданные людьми искусства и для целей искусства, в конце концов неизбежно становятся объектами исследования со стороны рафинированных ученых и профессоров? Этот факт очевиден, а его последствия катастрофичны…