Никогда еще Мирела не писала столь красноречиво. Слезы капали на бумагу, оставляя следы. Перо стремительно скользило по листу, оставляя изящные росчерки. Она молилась над каждым словом: «Эль-Элион, пусть он разрешит! Пусть он разрешит мне увидеть маму. Пожалуйста!»
Отец Узиил зашел снова уже в дорожном плаще.
– Завтра к вечеру я буду в Беерофе и, как только получу ответ, вернусь сюда. Молись, дочь моя, чтобы я принес хорошие известия.
Принцесса подошла к окну. В ее спальне оно больше походило на щель, она с трудом разглядела, как старик легко вскочил в седло, поднял руку для благословения в сторону ее окна, будто знал, что она наблюдает, и пришпорил коня.
Дверь за ее спиной открылась. Слуги уже принесли обед, но аппетит исчез. Она беспокойно ходила по крохотной спальне. Четыре шага туда, четыре обратно. В памяти всплывали слова священника. «Она очень ослабела, а со вчерашнего дня впала в беспамятство… Мне кажется, она проживет не больше недели…» Но если всё так плохо, то, когда священник вернется, будет уже поздно ехать к матери! Надо ехать сейчас, немедля.
Когда к ней вернулась горничная, она уже собирала вещи в небольшую дорожную сумку.
– Вы куда-то собираетесь, ваше высочество? – испуганно спросила Векира.
– Мне надо попрощаться с матерью, – Мирела не сомневалась, что слуги уже знают, зачем приезжал Узиил. Она постояла в задумчивости: всё ли она взяла, что понадобится на первое время?
– Вы не можете ехать, ваше высочество, – тихо, но горячо заговорила девушка. – Если Даут сообщит о вашем побеге королю, он казнит вас!
Мирела рассеянно ответила, задумчиво потирая лоб.
– Даже если казнит – я всё равно поеду!
– А как же мы? Как же мы, ваше высочество? – запричитала горничная, услышав, что госпожа готова нарушить приказ, даже если платой за это будет ее жизнь. – Вы умрете, а с нами что будет? Разве вы не знаете, что вы наша единственная защита!
– Эль-Элион наша защита, – произнесла принцесса уверенно. – Не смей. Никогда не смей говорить иначе. Я еду.
Векира испуганно отступила. Мирела внимательно посмотрела на служанку.
– Мне нужно одно из твоих платьев, чтобы никто не узнал меня. Принеси немедленно, – девушка беспрекословно исполнила просьбу. – Помоги! – потребовала принцесса, поворачиваясь к ней спиной, чтобы та расшнуровала корсет. Переодевшись, Мирела подхватила вещи, накинула плащ и, приказав напоследок: – Не выходи из комнаты! – решительно покинула спальню.
– Я-то не выйду, – поджала губы Векира, зная, что ее уже не слышат. От страха ее охватил озноб. – Да ведь сюда кто-нибудь зайдет.
Мирела шла узкой темной галереей. Этот замок Зулькад – настоящая тюрьма. Дворцы, в которых Мирела провела детство, другие: светлые, с большими окнами, в которые проникает солнечный свет, со стенами, расписанными великими художниками, украшенными золотом, хрусталем и мрамором… А здесь мало того, что окна – не окна, а скорее бойницы, так еще и графиня будто специально зажигает мало факелов, поэтому в галереях мрачно и днем, кажется, что в темноте прячется враг.
Мирела вздрогнула, проходя мимо ниши, в которой стояли доспехи одного из владельцев замка. Казалось, рыцарь пошевелился, желая помешать ее побегу. Принцесса зажмурилась и оставшееся расстояние до лестницы преодолела почти бегом. Во дворе поискала слуг, но все словно спрятались. Девушка помчалась в конюшню, подошла к белой лошадке, подаренной когда-то отцом. Теперь она уже состарилась, но до замка матери донесет – не так уж и далеко. Мирела погладила лошадь по морде.
