Она вошла в спальню, и Векира вскинулась:
– Ваше высочество, как же я рада, что всё обошлось! Что вы не уехали…
– Молчи! – прервала ее Мирела. – Я уеду очень скоро, а пока надо кое-что сделать.
Она в точности пересказала горничной указания Рекема. Векира побледнела, услышав хитрый план, и принцессе пришлось снова сделать ей внушение, чтобы она вела себя как обычно, а то заподозрят неладное, увидев, что горничная так пугается из-за поездки в город за лентами.
Мирела съела всё, что принесла Векира из кухни, – прежний обед остыл. Даут всё не уезжал, и, чтобы успокоиться, принцесса взялась за вышивку: она уже давно вышивала монограмму отца: на алом поясе золотые буквы Ц и М, поддерживаемые рогами оленя и осененные ветвями яйтана. Олень – символ династии Цуришаддая, к которой принадлежал ее отец. Она насчитывала около пятисот лет. Дерево яйтан – символ династии Шедеуров, к которой принадлежала мать Мирелы, королева Езета. Род Шедеур намного старше, даже в Священной книге Людей упоминается о нем. Манчелу очень гордился тем, что заключил такой выгодный брак. Ему тогда исполнилось двадцать три, а Езете – двадцать девять. А через двадцать лет, он заявил, что супружество было ужасной ошибкой. Он выкинул первую жену в отдаленный замок, как выбрасывают на улицу собаку, потерявшую нюх. Манчелу твердил, что брак с Езетой незаконен, что никто не имеет права принуждать его жить с женщиной, которую он никогда не любил, которую всего лишь навязали ему родители…
Во дворе послышался шум. Мирела подошла к окну, чтобы проверить, действительно ли Даут уезжает. Колени дрожали. Принцесса удивилась – она испытывала не страх, а тревогу, но тело неожиданно ослабело. Даут вскочил на коня. Раздался отрывистый приказ, гомон слуг, и вскоре всё стихло.
– Пойди… проверь… – приказала Мирела, язык стал тяжелым, непослушным. «Что со мной происходит?» – вновь изумилась она.
– Что с вами, ваше высочество? – встревожилась Векира. – Вам как будто плохо?
– Наверно… пере… волновалась… Сяду… А ты… проверь…
– Сейчас, сейчас. Всё узнаю, – горничная усадила ее на стул. – Может, воды вам?
– Нет. Иди…
– Иду… – девушка выбежала, а Мирела решила, что надо уже надеть плащ и взять вещи, чтобы, как только Векира вернется, покинуть комнату.
Принцесса поднялась и сделала шаг, но тут же ноги подкосились, и она со стоном упала на пол. Живот свело такой острой болью, что слезы навернулись. В сознании звучали слова отца Узиила: «Внезапная слабость… Острые рези в животе… Упала со стула…» Мирела обреченно закрыла глаза, даже не пытаясь встать. Ее отравили так же, как мать.
***
Рекем ожидал принцессу на конюшне. Как только Даут со слугами выехал, он оседлал лошадей. Но Мирела медлила. Что если она передумала? По правде говоря, он бы обрадовался, если бы это произошло. Он прекрасно понимал, чем может закончиться такое путешествие, но и бросить девушку одну не мог. Вдруг послышался шум, чей-то плач. Он кинулся в замок. Там, начиная от кухни, поднялась суета. Он нашел Щутелу и потребовал отчета.
– Ее высочеству плохо, – сообщил конюх, пряча взгляд. – Как бы не отравили тоже. И ведь совпало как: Даут приехал, и слегла наша голубка.
Рекем направился к спальне принцессы. Оттуда как раз выскочила горничная.
– Что? – спросил он, поймав ее за руку.
– Ой плохо! – запричитала девушка сквозь слезы. – И так неожиданно. Сидела, собиралась ехать, тут вижу – шатается. А меня послала посмотреть, уехал Даут или нет. Я возвращаюсь, а она на полу лежит и не шевелится совсем. Уж я испугалась…
