Дассария - страница 12

По существу, политика Александра должна была привести к полной ликвидации межэтнических различий и слиянию всего населения Восточного Средиземноморья в некое культурно-языковое единство. Но, несмотря на все эти новшества, повседневная реальность виделась греко-македонскому окружению царя однозначно: он превращался в перса и заставлял их становиться тоже персами, врагами греков и македонян. Даже в адресные формулы своих писем он перестал, вопреки греческому обыкновению, вводить благопожелание адресату. Допускаемая им грубость болезненно воспринималась теми, кто получал такие послания. При этом Александр всё же делал исключения, но только лишь для двух людей: Антипатра – опытного македонского полководца, являвшегося теперь наместником всей Македонии, которого он почему-то всегда побаивался, и видного афинского политического деятеля Фокиона, которого очень высоко ценил и всячески старался привлечь на свою сторону.

Почти нескрываемое и искреннее возмущение стал вызывать и факт обожествления Александра, также начавший создавать собой ещё одну очередную пропасть между ним и его греко-македонским окружением. Всё это и породило возникновение в его армии людей, недовольных его правлением. Во всём его огромном лагере стали поговаривать о том, что с победой потеряно больше, чем добыто в войне. Многие уже стыдились себя в одеждах побеждённых. Они считали, что сам царь более всех похож на поверженного, нежели на победителя, и из македонского главнокомандующего уже превратился в сатрапа Дария. Даже среди его ближайших друзей далеко не все следовали его примеру. Так, если Гефестион одобрял царское поведение и тоже изменил образ жизни, то Кратер, заменивший Пармениона, подчёркнуто сохранял верность отеческим обычаям, при этом говоря: «Гефестион – друг Александра, а Кратер – друг царя».

Сам же Александр был хорошо осведомлён о настроениях своих воинов и командного состава, и это внушало ему определённую тревогу. Со временем он стал без стеснения осведомляться о содержании писем своих друзей, дабы знать их мысли и откровения. Как бы там ни было и как бы ни складывались все эти обстоятельства, а известие о готовящемся заговоре против него Александр воспринял как гром среди ясного неба. Обнаружился же заговор вследствие чрезмерной болтливости одного из его активных участников, некоего Димна, легкомысленно открывшего тайну своему возлюбленному Никомаху. Желая покрасоваться перед ним, Димн поведал о том, что через три дня царь Александр наконец-то будет убит, при этом особо выделив, что в этом замысле, помимо него, принимают участие смелые и знатные мужи. Угрозами и уговорами Димн всё же добился от перепуганного Никомаха обещания молчать и присоединиться к заговору. Однако тот сразу после встречи с Димном отправился к своему брату Кебалину и обо всём ему рассказал. Кебалин немедленно поспешил к шатру царя, но не имея туда доступа, стал ожидать подходящего момента. Вышедший от Александра Филот, предводитель македонской конницы, был тут же оповещён им о готовящемся заговоре. По каким-то причинам тот два дня не ставил об этом в известность царя, ссылаясь на его занятость. Заподозрив что-то неладное в поведении Филота, Кебалин сообщил обо всём Метрону, ведавшему арсеналом, который сразу же доложил о заговоре Александру. Димн тотчас же был схвачен, а сам Кебалин был допрошен царём. Узнав от него и о сроках, намеченных заговорщиками для расправы, Александр приказал его арестовать. А услышав о человеке с очень знакомым именем Филот, царь насторожился и стал тщательно обдумывать и сопоставлять известные ему факты, связанные с ним. Прежде ему доносили о нелицеприятных отзывах о нём, допускаемых этим Филотом, считавшим его становление царём и все его победы в важных военных кампаниях своей заслугой и заслугой своего отца Пармениона. Тем временем Димн странным образом успел покончить с собой. После этого судьба Филота и его отца была решена. На требование Александра опровергнуть предъявленное ему обвинение в заговоре Филот отреагировал весьма глупо, попытавшись обратить всё это в шутку. Собранный царём совет единогласно пришёл только к одному довольно категоричному выводу: Филот напрямую причастен к этому заговору и является если и не главным его организатором, то уж явно и совершенно точно активным его участником. По заведённому издревле македонцами обычаю, уже через день, накануне выступления в поход, Александр созвал всех воинов и представил на их рассмотрение дело Филота, прямо обвинив и его самого, и Пармениона в организации заговора. Оправдаться Филоту не удалось. Войска требовали его казни. В наступившую ночь по настоятельным требованиям Кратера, Кэна и Гефестио на Филота подвергли пытке. Не выдержав такого испытания, он признался, что ещё в Египте, когда было совершено обожествление Александра, Парменион и Гегелох, погибший позже в сражении при Гавгамелах, договорились убить царя, но сделать это они решили только после того, как будет уничтожен Дарий III. Расправа с заговорщиками была тут же свершена. Одновременно с этим Александр распустил вспомогательные греческие войска.