– Устал ты, Гермагор, и потому немного зол, – понимая негодование старого товарища по оружию, спокойно парировал Феспид. – То, что такими вот несмышлёнышами, как ты выразился, всегда усиливают наши отряды, можно понять, и этому есть своё объяснение. Где, как не в походах, им обучаться воинскому мастерству и настоящей закалке? Давай представим вот что. Сегодня я откажусь от них. Завтра то же самое сделаешь ты. Потом и другие военачальники отрекутся от них и поступят так же, как мы с тобой. Что тогда будет, знаешь? То-то и оно. Некому будет сменить ни тебя, ни меня, ни вот этих всех. Ты что, себе десять жизней отмерил? Незаменимым хочешь быть? Или ты бессмертен? Если новобранец однажды не переступит через вражью кровь, то он не станет воином. Тогда и армия не армия, а так, одно посмешище. Ты бы хотел служить в такой армии? Уверен, нет. Так чего же ты ждёшь от меня? Вон с тебя сколько потов сошло. Думаешь, напрасны твои труды? Нет, друг мой, от тебя сейчас пользы намного больше, нежели от некоторых военачальников, что таскают в ножнах проржавевшие мечи, пристроившись сам знаешь где и возле кого. Но, несмотря на это, именно нам с тобой доверено быть здесь, и на нас возложены и жизнь, и смерть вот этих новичков, да так, что мы с тобой и они крепко повязаны. Обучишь их плохо – нам всем вместе страдать. Погибнут они по глупости или неумению – опять же нам боль и позор. Ты не умирать их учи, а выживать в любой ситуации, даже в самой безвыходной. Вот тогда пожнёшь свой добрый урожай. Что касается Тимея, так ведь неспроста я спросил о нём у тебя. Гермагор, мне кажется, что из таких, как он, юношей вырастают и настоящие воины, и будущие полководцы, способные решать самые трудные задачи. Я почему-то верю в него.
Феспид замолчал, отвёл взгляд от Гермагора и отпил вина из любимого кубка.
– Не держи обиды на меня за мои дерзновенные слова. Прости, Феспид, если я что-то не так сказал тебе. Ты же знаешь, не по нраву мне подводить ни друзей, ни начальников, ни простых воинов. Не сомневайся, и теперь я всё сделаю так, как следует. Наверное, я поступаю неправильно всякий раз, как только позволяю себе жалеть всех этих молодых людей. Сердце разрывается на части, когда видишь, как они познают смерть, толком не познав жизни. Вроде всё делаешь для их спасения, а наступает какой-то миг, и ты вдруг бессилен помочь им. Вот тогда и срываешься. Сколько б ни прошло времени, а такое не уходит из памяти, – выслушав друга, задумчиво, как бы взвешивая каждое слово, очень душевно произнёс Гермагор.
Феспид с пониманием посмотрел на него.
– Хочешь, я найду этого Тимея, и он предстанет перед тобой? – словно опомнившись, добавил Гермагор.
– Нет, друг мой, этого я не хочу. Если суждено, то он сам появится здесь. Ты тоже не держи зла на меня. Ведь мы по-своему оба правы, а это самое главное. Давай отдыхать. На заре выступаем, – поднимаясь, завершил беседу Феспид.
Вот уже который месяц Феспид шёл по безлюдным землям, петляя средь равнин и холмов, стараясь не отдалиться от лагеря и не прервать с ним связь, отправляя туда раненых, получая оттуда подкрепление, пытаясь по-прежнему добыть сведения о расположении сакских сил, не зная о том, что везде, где бы он ни продвигался, параллельным маршем очень скрытно следовали их отряды, исполнявшие волю пропавшего верховного правителя: не вступать в сражение. Он не ведал и другого. Стоило ему повернуть на северо-запад, в ту сторону, где располагалась ставка кочевников, и на его пути тут же встали бы их войска, что для него означало бы только одно – неминуемую погибель.
