***
Спустя некоторое время…
- Нет, в Вашем районе прописка приостановлена…
- Как это, приостановлена? Мне нужно мужа прописать, я имею полное право.
- Право она имеет. Не положено. Приостановлено.
- А Вы почему так разговариваете? Вы по закону обязаны прописать мужа к жене.
- Через неделю приходите. Следующий! Обязаны. Учить она меня тут будет…
***
- Ничего не понимаю, мам. А без прописки Сашу на работу не возьмут…
- Ох, Ирочка… Непонятно что творится… В городе неспокойно. В стране неспокойно. Что же дальше-то будет…
- Ничего, Ирочка, прорвёмся. Ну поработаю пару месяцев грузчиком, мне не привыкать. А там либо ишак сдохнет, либо эмир помрёт. Не переживай…
***
Спустя некоторое время.
- Всё. Латвия вышла из состава СССР.
Мы, замерев, смотрим друг на друга. Латвия больше не в СССР? А как же… Как же мы теперь будем…
***
- Папа, папочка, что с тобой?!
- Герман! Что?! Что случилось?
- То, что и должно было, Лилечка. Наши войска выводят из Латвии. Из Риги. Я теперь безработный, Лилечка…
33. глава 33
Александр
- Я, советский офицер, теперь живу в стране, которая держит курс в НАТО. В НАТО, Сашок! Эх…
Даа, блин, обстановочка в этой Риге не очень, конечно. Мало того, что теперь тесть из уважаемого человека вдруг превратился чуть ли не во врага народа, латышского народа, так ещё и вся наша семья оказалась за гранью бедности. Те деньги, что были накоплены, обесценились в момент, а то, что зарабатываем мы с тестем…
То, что зарабатываем мы с тестем, перебиваясь на разовых работах… Это даже заработком не назовёшь. Меня никуда не берут потому, что нет прописки, ну а на тесте как клеймо – военный, то есть оккупант по-ихнему, по-латышски.
Латыши, конечно, здорово здесь русских ненавидят, просто истово как-то. Демонстрации устаивают со слоганами: «Русские, вон из Латвии!», «Латвия для латышей!» Приватизацию объявили. Только приватизация эта не для всех, а только для граждан. А вся Ирочкина семья оказалась не гражданами. То есть им так и выдали паспорта, где чётко написано: негражданин Латвии. Это надо ж, а, ёпрст. Негражданин. Со всеми вытекающими. В частности, свою квартиру Ирочкина семья обязана отдать нуждающимся в улучшении жилищных условий латышам, во как. Положительного здесь только то, что таких, как Ирочкина семья, оказалось много, чуть ли не пол-Риги.
После первого шока народ объединился, подал коллективный иск в суд. Сначала, понятно, в городской суд Риги, где судья злорадно иск не удовлетворила, более того, повелела жильё освободить.
Тёща после этого суда, конечно, в истерике билась, тесть глушил самогон, а мы с Ирочкой и Артёмкой пошли на реку, на Даугаву. Артёмка камешки в воду бросал, а мы с Ирочкой сидели, обнявшись, и просто молчали. Говорить было не о чем. Слишком уж известие это было… Шок, короче, был.
Ирочка почему-то больше всего жалела своё пианино, которое достанется неизвестному нуждающемуся в улучшении латышу… А я радовался, что в моём Воронеже никто и никогда не выселит мою семью из нашей хрущёвки. И что нам с Ирочкой и Артёмкой хотя бы есть, куда податься. А вот что будут делать другие люди, которых из благоустроенных квартир попросят на улицу…
Теперь, кстати, понятно, почему тётка в паспортном столе наотрез отказывалась меня прописать. Уже тогда знала эта пожилая латышка, что будет вот эта вся буча. Откуда? Тесть объясняет это одной фразой: два латыша это три партии.
