– А ты?
– Да, черт побери, да. – Он сделал несколько глотков из своей кружки. – Мир полон насилием. Убийство доставляет людям наслаждение. Оно…
– Придает им силы, – подсказал Оскар.
– Точно. В нем есть нечто такое, что заставляет чувствовать себя по-королевски. Это некая власть. – Он пожал плечами. – Но зачем мы рассказываем это тебе? Ты ведь все знаешь сам.
– Я? Откуда?
Оскар положил свою руку величиной с боксерскую перчатку мне на плечо.
– Все знают, что прошлым летом ты пристрелил Мариона Сосию. Мы также знаем, что ты пришил пару подонков в новостройке возле Мелни-Кэсс.
Я обалдел.
– Что значит «вы знаете»? А почему вы тогда не повязали меня?
– Патрик, Патрик, уймись, не мельтеши, – заговорил Дэвин, – если бы это зависело от нас, ты бы получил медаль за этого ублюдка. На хрен его. Да еще подальше. Но, – продолжал он, прищурившись, – ты не можешь отрицать, что какая-то частичка твоего существа ликовала, видя, как гаснет жизнь в его глазах.
– Без комментариев.
– Кензи, – сказал Оскар, – ты знаешь, что он прав. Он пьян, но он прав. Ты засек этот мешок с дерьмом, взглянул ему в глаза и уложил его. – С помощью большого и указательного пальца он изобразил нечто, напоминающее пистолет, и приставил к моему виску. – Бабах! – Он убрал палец. – Нет больше Мариона Сосии. Такое чувство, будто ты на минуту стал богом, разве нет?
Мои чувства в момент убийства Мариона Сосии под эстакадой, когда над головой стоял металлический грохот грузовиков, были одними из самых противоречивых из всех, что я когда-либо пережил, и меньше всего мне хотелось предаваться воспоминаниям о них в обществе двух детективов, спецов по убийствам, да еще когда я в стельку пьян. А может, болен паранойей.
Дэвин улыбнулся:
– Убивая кого-то, чувствуешь себя превосходно, Патрик. Не обманывай себя.
Джерри Глинн спустился в бар.
– Еще по одной, ребята?
Дэвин кивнул:
– Давай, Джерри.
Джерри стоял на лестнице на полпути к бару.
– Когда-нибудь убивали кого-то на службе?
Джерри выглядел несколько смущенным, как если бы слышал этот вопрос слишком много раз.
– Никогда даже не вытаскивал свою пушку.
– Ну да, – сказал Оскар.
Джерри пожал плечами, его добрые глаза никак не вязались с той работой, которую он выполнял на протяжении двадцати лет. Он рассеянно почесывал Пэттона.
– Тогда были другие времена.
Дэвин кивнул:
– Совсем другие.
Джерри открыл кран, чтобы наполнить мою кружку.
– Совсем другой мир, правда.
– Совсем другой, – подтвердил Дэвин.
Он принес свежую выпивку и поставил перед нами.
– Хотел бы помочь вам, ребята, – закончил мысль Джерри.
Я посмотрел на Дэвина:
– Кто-нибудь сообщил матери Кары?
Он кивнул:
– Она напилась до потери сознания и валялась на кухне. Разбудили, сообщили. Кто-то из наших остался дежурить у нее.
– Кензи, – сказал Оскар, – мы собираемся взять этого Мики Дуга. Был, видимо, кто-то еще, возможно, целая банда, в любом случае скрутим всех. Через несколько часов, когда все проснутся, мы прочешем каждый дом, может, найдется тот, кто что-нибудь видел. И мы выведем на чистую воду этого подлеца, допросим его как положено, будем долбить по башке, пока он не расколется. Вернуть ее мы не сможем, но хоть отомстим.
– Да, – сказал я, – но…
Дэвин наклонился ко мне:
– Гад, который это сделал, уже мертвец, Патрик. Верь мне.
Хотелось бы. Очень даже.
Перед нашим уходом, когда Дэвин и Оскар отлучились в туалет, я оторвал наконец свой взгляд от грязной стойки бара и обнаружил, что Джерри и Пэттон внимательно разглядывают меня. Пэттон жил у Джерри последние четыре года, и я считал, что единственное занятие этого пса – лаять, но одна встреча с его внимательным взглядом убеждала в том, что с ним лучше не иметь никаких дел. Эти собачьи глаза, очевидно, имели для Джерри до сорока различных оттенков – в диапазоне от любви до простой симпатии, но для любого постороннего – только один: открытая угроза.
