– Это твои друзья? – спросил Семен.
Черноволосый отрицательно повел головой.
– А куда они ломятся?
– Похоже, в мою комнату.
– А почему ты не скинешь штаны, браток, и не покажешь им то, чего они еще не видели?
Черноволосый печально пожал плечами.
В третий раз за первый парижский день Семен пустил в ход кулаки.
– Я могу одним средним пальцем поднимать сто восемьдесят килограммов, – весело сообщил он восхищенной консьержке, выкинув из «Улья» последнего мясника.
– Поздравляю, мсье! Вы просто молодец. Входите. Мясники часто приходят сюда бить наших пчелок, теперь они наказаны. Эй, Дэдо! – закричала она черноволосому, заставив сердце Семена горячо вздрогнуть. – Откуда приехал твой друг?
– Из Африки, – сообщил Семен.
– Зачем ты приехал в Париж из Африки, это же далеко!
– Если ты тот Дэдо, которого я ищу, то я приехал бить тебя.
– Стоило ради этого ехать так далеко, – удивилась консьержка. – Да и какая нужда? Дэдо постоянно бьют мясники. Эй, Дэдо, вот тебе семь сантимов, я хочу услышать, почему бить тебя приезжают даже из Африки.
– Где Жанна? – нетерпеливо спросил Семен.
Дэдо, не оборачиваясь, кивнул. Как раз в этот момент какая-то мегера с распущенными волосами и в ночной рубашке (правда, в чулках) приотворила дверь, в которую несколько минут назад ломились мясники, и заорала во весь голос:
– Дэдо, ты опять пьян? Ты, наверное, опять скормил похлебку ослице!
Дэдо засмеялся и стал кивать. Было видно, что он без ума от Жанны.
– Зачем мясники ломились в нашу дверь?
– Наверное, хотели тебя изнасиловать.
– Могли бы и постучать. Я люблю вежливость.
Мегера перевела жадный взгляд на Семена и подмигнула ему.
Конечно, она не узнала русского моряка. Зато увидела пакет с вином и закусками. Жизнь здорово потрепала маленькую сладкую сучку. Втащив мужчин в комнату, она махом опустошила чуть не половину бутылки и закричала:
– О-ла-ла! Теперь будем танцевать!
Спустив до бедер застиранную ночную рубашку, тряся наполовину пустыми грудями, она, прихрамывая, пошла по кругу. Счастливый Дэдо, не глядя, швырнул недопитую бутылку. Бутылка упала на страшную каменную голову, валявшуюся в углу комнаты, и разбилась. Выругавшись, мегера (по имени Жанна) упала на пол и начала слизывать вино прямо с камня, сплевывая на пол осколки стекла. Теперь Семен отчетливо разглядел, что одна нога у нее деревянная.
Потом Жанна поднялась. Глаза у нее хищно сверкали.
Отвернувшись, она завернула полу застиранной ночной рубашки и вытащила из-под чулка купюру. Приоткрыв дверь, она сунула купюру непонятно кому, и скоро в мастерской появилось вино и послышались нервные мужские голоса.
Зажгли свечи. Неровный свет таинственно отражался на поверхностях каменной головы с отколовшимся носом.
– Неудавшаяся вещь, – объяснил Дэдо. – Я все равно не хотел ее заканчивать.
– А почему у нее только один глаз, браток?
– Когда смотришь на мир одним глазом, другим непременно смотришь в себя. Это важно. Понимаешь, моряк? Я все время хочу вернуться в Ливорно, я там родился. Если бы не Жанна, я бы давно вернулся. Там, в Ливорно, я всегда гляжу в себя одним глазом. Я ведь родился под знаком Скорпиона.
Кто-то запел. Кто-то упал в неустойчивое плетеное кресло.
Пахло потом, чадом, тошнотворно несло с боен. «Смотрите, какое красивое у меня тело!» – кричала, беснуясь, Жанна. Кто-то блевал в медный тазик. Это вдруг рассердило Дэдо. «Прекрати, – крикнул он. – Это мой тазик для умывания!». Но тазик у несчастного не отнял. Мятые разрисованные бумажные листки, приколотые к стене, раскачивались от движения душного воздуха. Всех этих женщин, изображенных на листках, Дэдо, наверное, рассматривал сквозь горлышко бутылки, иначе они не получились бы такими искривленными.
