Открыть коробку, не повредив печати, было невозможно.
«Спросить у Зевса разрешения и получить в ответ безапелляционное нельзя? Ну уж нет. Раз Пандора добралась до ящика, то она обязательно его откроет! Когда папа обнаружит пропажу, будет уже поздно, а если в ящике нет ничего интересного, я просто верну его на место. Нужно аккуратно срезать сургуч…»
Рита спустилась вниз, отнесла в подсобку респиратор с фонарем, нашла стамеску, небольшой молоток, тонкий металлический шпатель и кусок пластилина; собрав все это, она позвала кошку, чтобы щедро наградить колбасой и сметаной, но Маня куда-то исчезла.
Пластилиновый слепок печати получился отчетливый.
«Это на всякий случай».
Рита села на пол рядом с коробкой, нагрела феном сургуч и срезала печать шпателем. Под крышкой лежал плотный ворох соломы, в ней – сверток из чистой мешковины.
– Наверно, что-то хрупкое, – Рита откинула грубую ткань и порывисто вздохнула от неожиданности. – Ух ты!..
На дне ящика лежал небольшой череп животного, чистый, белый, с глянцем, будто полированный, со сложным геометрическим символом на костяном лбу. Алая краска лежала неровно; тот, кто рисовал, использовал не кисть, а маленькую палочку, размочаленную на конце.
– Это была кошка, – Рита взяла череп, повертела в руках и заглянула в пустые глазницы.
В окно подул сильный ветер, тюлевая преграда вздыбилась, канарейка с истошным чириканьем скакнула на соседнюю жердочку. Рита вздрогнула.
– Я не боюсь, просто неожиданно, – подбодрила она сама себя и вдруг почувствовала, что не в состоянии пошевелиться.
Ветер стих так же быстро, как взбунтовался; занавеска плавно обвисла; из черепа потянулся мутный шлейф, полился по полу к ногам девушки, заполз выше по телу и опоясал искажающим маревом. Теряя сознание, Рита с тихим стоном оперлась на руки и мягко повалилась набок. Шлейф поднялся кверху тонкой струйкой и потек по потолку, как дым на слабом сквозняке, но не в окно, а к круглому зеркалу.
Канарейка прыгнула вниз, чтобы попить воды. Настенные часы с улыбающейся рожицей показывали одиннадцать.
Рита удалялась от реальности и видела, как вокруг сгущалась темнота, стены спальни в башенке изменяли свою форму, в них появлялись двери, возникали очертания другой мебели, окно становилось больше. Все эти метаморфозы пространства происходили плавно, не пугали и не удивляли. В полумраке загорелись два желтых глаза и приближались, увеличиваясь в размере. Послышалось вибрирующее урчание кошки; тихое, приятное, расслабляющее; распевный и вкрадчивый голос удовлетворенно прошептал:
– Посадила птичку в клетку…
– Маня, это ты?
Рита приподнялась, стараясь понять, с кем говорит, но кроме желтых глаз смогла разглядеть только небольшую тень. Черное пятно прищурилось, протиснулось между ног девушки, ступило мягкими лапами на ее живот и прилегло, надавливая тяжестью и согревая. Голос промурлыкал:
– Мы – сфинкс, охраняем феминные тайны и даем мудрые советы.
– А имя у вас… у тебя есть?
– Хозяйка звала нас Кассандра, нам нравилось это имя.
– Значит, это ты помогла мне найти ящик? Парва тебя прислал?
– Мы служим хозяйке.
– Чего он хочет?
– Глаза тени вдруг сделались мутно красными, она закачалась и тихо засипела хрипловатым голосом: – …лоно женщины будет столь же бесплодно, как иссохший речной ил… материнская утроба будет продаваться, как продается говядина… творение божие – человек – станет творением науки…
