И снова – никакой реакции.
Кнопка определенно не имела конкретных функций. Так, избыточная деталь интерьера, невесть зачем установленная в палате.
Прошло минут сорок, а то и больше. Мы допили чайник до последней капли, как и положено в Средней Азии. Халилов заварил свежий напиток. Про кино мы уже не вспоминали, разговор давно перешел на другие темы.
Внезапно дверь распахнулась.
За порогом стояла та самая сестра-хозяйка. Она строго оглядела нас поверх очков:
– Что у вас случилось?
– У нас? Ничего…
– Вижу! Зачем же с кнопкой балуетесь?! А еще взрослые люди! Как дети, честное слово! – она величественно удалилась.
Пристыженные, мы переглянулись. Перевели взгляд на злополучную кнопку, переглянулись снова.
– Работает, оказывается, – с неподражаемой интонацией удивился Хушбактов.
Еще какой-то миг держалась тишина, а затем нас троих, всех одновременно, одолел приступ безудержного веселья.
Мы хохотали до слез, до коликов, до исступления, покатывались, буквально умирали со смеху.
Я и представить не мог, что серьезный, степенный Халилов может так смеяться!
Хушбактов и вовсе повалился спиной на кровать и задрыгал короткими ногами, в такт этому неистовому извержению энергии веселья.
То и дело кто-нибудь один пытался остановиться, но, переглянувшись с двумя другими, хохотал еще пуще прежнего.
И для этого не требовалось никаких слов.
Однажды после обеда Халилов с таинственным видом занес в палату объемистый узел, который ему скрытно передал кто-то из родственников.
Развязав свою ношу, он извлек наружу пальто, черный в светлую полоску костюм, ботинки.
Неужели собрался в «самоволку»?
Халилов отличался дисциплинированностью, свято соблюдал все предписания медперсонала.
Но та поспешность, с которой он принялся переоблачаться в «гражданку», не оставляла сомнений относительно его намерений.
– Завтра свадебный той, – объяснил он. – Племянник женится. Плов надо делать.
– Когда вернетесь?
– Завтра. Утром. Будут сегодня спрашивать, скажи: вышел, здесь ходит, туда-сюда. Хоп? – он определенно нервничал.
– Не беспокойтесь, придумаем что-нибудь…
Волнение Халилова выглядело преувеличенным. Многие городские пациенты регулярно отлучались домой. Персонал смотрел на это сквозь пальцы, если, конечно, нарушитель вел себя тактично, с пониманием своей вины, а не наглел, проходя мимо дежурной в цивильной одежде. Благо, из нашего коридора имелся боковой проход в другое отделение, а уж там несложно было выдать себя за обычного посетителя.
Знал я, конечно, и о том, что свадебный той (в буквальном смысле, пир) – дело святое и, вместе с тем, хлопотное. Первая партия гостей садится за стол еще до шести утра. К этому моменту должно поспеть главное угощение – плов, который начинают готовить ночью, а разделка продуктов идет с вечера. Притом, готовить обязательно должен мужчина, признанный в своем кругу повар, который не передержит громадный котел плова, рассчитанный на пятьсот, а то и тысячу порций. Видимо, Халилов был выдающимся мастером по этой части, раз его сочли необходимым вытребовать из больницы.
Наступивший вечер мы провели с Хушбактовым вдвоем.
Нежданно для меня неунывающий весельчак повел серьезный разговор.
– Сколько денег платишь массажистке? – сощурился он так усердно, что его круглые глаза превратились в щелочки.
Массажистке, крупной белокурой даме, у которой мне было предписано пройти восемь сеансов, я не платил ничего, да и не собирался платить, хотя имел намерение по выписке преподнести ей букет цветов и коробку конфет – за ее чудодейственное мастерство.
