– Не помню.
– Ну, ты ещё не закончил излагать свой план отцу? – продолжал наседать Старков.
Петухов опять рискнул двинуть плечом.
– Ну, «опер»… милиционер… пришёл… в этот вечер, когда мы говорили с отцом… ну, обо всём этом…
Старков откинулся на спинку стула с явным удовлетворением на лице. Наконец Трофименко, судя по его проясняющемуся взгляду, уже начал догадываться о том, что «вопросы не по теме» были, всё же, по теме, пусть ещё и не вполне ясной для подполковника.
– Ладно!
Поскольку Старков не выражал намерения продолжить расспросы, Трофименко энергичным шлепком ладони по столу «приговорил» ситуацию.
– Подпиши протокол: здесь, здесь и здесь!.. Подписал? Андреев, отведи этого насильника…
Петухов вздрогнул и втянул голову в плечи.
– … обратно в камеру и возвращайся!
Когда двери за обоими закрылись, Трофименко – уже с пасмурным лицом: неподражаемый мастер перехода из одного состояния в другое – переключился на Старкова.
– Ты, что Семёныч: думаешь, что к ним под видом милиционера наведался настоящий убийца?
– Или настоящий убийца в качестве настоящего милиционера, – раскачиваясь на стуле, не задержался с ответом Старков.
На этот раз подполковник не стал возмущённо таращить глаза. Некоторое время он хмурился, молча шмыгал носом и трепал пальцами мочку уха: думал. Наконец, он надумал:
– Это всё – не из жизни, Семёныч! Это всё – кино! «Может, где-то там, высоко в горах, но не в нашем районе»…
Цитата «из «товарища Саахова» была вполне узнаваемой, но энтузиазма на лице Старкова она почему-то не прибавила. Зато её отсутствие – точно по Ломоносову – прибавило решительности на лице и в голосе Трофименко.
– Чем сочинять образ маньяка, давай лучше займёмся Петуховым-старшим!
– Давай, – равнодушно повёл плечом Старков.
Петухова-старшего доставили через час после того, как вернули к баланде его прыщавого сынка. Папаша оказался колоритной личностью, но несмотря на визуальную причастность к уголовному миру: два наколотых перстня на пальцах, какая-то выцветшая татуировка на плече – на «авторитета» он явно не тянул. Весь его облик говорил, скорее, о хулиганском прошлом и алкогольном настоящем. Да и сейчас он был нетрезвым, помятым и невыспавшимся.
– Садитесь, Петухов.
– Успею ещё, – «не отходя» от стула, но и не приближаясь к нему, принялся косить под «авторитета» Петухов. «Номер» не прошёл – в отличие от шланга, который резво прошёлся по спине «диссидента». Следом к резине подключилось колено Андреева, которое помогло, таки, подследственному осознать своё место в этом кабинете: на стуле посреди оного.
– Мы всё знаем, – сразу же приступил к делу изрядно уставший к разговоров – не от рукоприкладства – Трофименко.
– О чём тогда говорить? – ухмыльнулся Петухов.
– О чистосердечном признании.
– Не бери на понт, «мусор»!
«Оппозиция» стоила Петухову ещё пары отрезвляющих заходов резинового шланга.
– Начнём, что ли? – склонился над ним Трофименко.
– Так ты уже начал.
Болезненно морщась, Петухов-старший потёр ладонью «ушибленное» плечо.
– Правда, не с того конца…
– Надо было сразу в морду? – тут же «уточнил координаты конца» Трофименко. На этот раз Петухов счёл за лучшее промолчать: видимо, начал уже понимать, что этот «мент» – чересчур прямолинейный для «куртуазной» беседы.
– Будешь говорить?
Трофименко похлопал резиной по ладони.
– О чём? – с опаской покосился на шланг Петухов.
– О том, как вы с сынком обсуждали план изнасилования и убийства несовершеннолетней Котовой.
