Вот и сейчас пальцы всех четырех конечностей Мя путешествовали по моей голове и телу. А их хозяин довольно щурил коричневато-красные глазища поверх изящнейших круглых очков, чудом державшихся на его переносице. Переносица была небесно-синего цвета, удивительно сочетаясь с серебряным блеском оправы.
– Ой, таки удиви старого Мя, душечка, – отстранившись, проскрипел он и погрозил мне одним из своих пальцев. – Да не уж-то ты просто в гости? Без погромов и мордобития? Да не смеши мою шапочку!
И Мя тронул похожую на феску круглую, расшитую бисером шапочку у себя на макушке. Я улыбнулась шире. Обычно дело обстояло именно так: я оказывалась на пороге этого типа либо после грандиозной драки, нуждаясь в основательном лечении. Либо после какого-нибудь шумного на весь Дэрхастон события, как например, памятная встреча с отпрыском демонического коня Аннона.
– Ты как всегда прозорлив, дорогой мой друг, – кивнула я, оглядываясь в поисках свободного от коллекции Тихонького местечка. – Я снова пришла тебя и удивить, и просить помощи твоих чудо-ручек.
– Санда, – чуть не с укоризной протянул Тихонький, перебираясь на один из многочисленных столбиков с поперечиной, торчащих из пола. Длинный его хвост, покрытый редким волосом, цепко обвил перекладину. – Такая приличная девочка, а опять подралась! – Потом он внимательно осмотрел меня с головы до ног и вопросительно приподнял брови. Знатные брови, кустистые и очень выразительные. – Ты обманываешь старого Мя, золотце? На тебе же ни царапины, ни синяка. А яды тебя не берут, мы проверяли.
– Ты проверял, причем под видом целебных настоев, – не удержалась я, но вовремя остановилась. Сколько раз мы с ним до хрипоты ругались по поводу тех самых его «проверок», когда я в самый первый раз оказалась под крышей этого домика.
– Фу, грубиянка, – сморщил свою замечательно-синюю переносицу Мя, изобразил было обиду. Но потом неутоленное любопытство перебороло. – Таки что? Чем на этот раз ты хочешь сразить мое бедное сердце?
Я вздохнула и стала молча раздеваться. Тихонький несколько секунд наблюдал, как я вожусь то с плащом, то со шнуровкой жилета, то с портупеей меча. Не выдержал и язвительно сообщил:
– Если ты хочешь удивить меня искусством «снятия покровов», то таки смею тебя уверить: даже у самых бездарных деточек Благоуханного Дворца это получается многократно соблазнительнее.
Я оставила это замечание без ответа, стянула наконец-то тунику и развернулась к нему лицом. У Мя челюсть приотвисла, а и без того круглые глаза стали совсем навыкате. И поверьте, вовсе не от созерцания моей наготы. На это он насмотрелся, когда еще в тот памятный первый раз латал мои раны.
– Ой, деточка, – наконец сдавленным голосом сказал он, а его пальцы так и тянулись ко мне, так и плясали в воздухе. – Ой, золотце! Ах, сокровище!
На этот последний возглас из каких-то укромных уголков высунулись все три паука-сторожа и внимательно уставились в три дюжины блестящих глазок. Я при их явлении инстинктивно прикрыла грудь туникой и крепче стиснула ножны меча. Неприятно, знаете ли, стоять голой по пояс в присутствии огромных арахнидов.
Мя коротко свистнул, от чего у меня опять в ушах занемело, сцепил пальцы рук и ног, унимая их беспорядочное движение, и жадно уставился мне в лицо.
– Это таки то, что я думаю? – свистящим шепотом спросил он.
– Да, и это таки то, что ты из меня достанешь, – кивнула я, не торопясь снова красоваться сомнительным эльфийским «подарочком». – И оставишь себе вместо оплаты твоих драгоценных услуг. А так же за объеденные Буцефалом кусты.
