Тихонький Мя наложил удивительно умиротворяющий пишог, настолько реалистичный, что я почувствовала мелкие брызги на лице и прохладные гладкие камушки под ногами. Стоило поблагодарить синеносого фир даррига: вместо одурного наркотика, который бы все равно на меня не подействовал, он подарил мне приятную иллюзию, которая полностью отвлечет моё сознание от того, что уже сейчас начал творить со мной Мя. Так что мне оставалось только сесть и смотреть на море, любуясь его плавными перекатами цвета и наслаждаясь мягким теплом, струящимся с жемчужных высей. И снова издалека прозвучал низкий голос: «Наслаждайся внутренней тишиной и умей держать её всегда рядом – так ты лучше услышишь Мир…»
Но вот такой внутренней тишины мне удавалось добиться весьма не часто. Так что я наслаждалась, пока длинные паучьи пальчики Тихонького Мя разбирались с чертовым магическим ирисом. Как там сказал Мя? «Цветущее благословение» -«Zarchalei Illar»? Ну-ну, драгоценный князь Агест, будут вам еще ягодки с этого куста!
Море стало наливаться свинцовой тяжестью, волны взбрыкивали все выше, украсившись пеной. Казалось, на берег вот-вот выхлестнется табун гиппокампов или буйных агисок34, а может, судя по стремительно расползавшейся над водой штормовой черноте – и сам Зверь Апокалипсиса35… Я моргнула, прищурилась, вглядываясь в бурлящий край туч. Нет, не померещилось: в стремительно меняющихся небесных валах стали мелькать бледные вспышки, на фоне которых возникали силуэты. Весьма напоминающие коней, пластающихся в бешеной скачке. Дикая Охота готовилась вот-вот вырваться из-под полога туч, подхлестываемая молниями.
Я вздохнула, понимая, что это означает – моя внутренняя система самозащиты активно и бурно ломала чары Тихонького Мя, комкая умиротворяющие образы, смешивая и лепя заново видениями грозными и воинственными. Пора просыпаться, а то, кто его знает, что может натворить моё бессознательное тело.
Я поднялась, поворачиваясь спиной к ревущему морю, но успела заметить краем глаза, что в кипящих грозой тучах вдруг вспыхнуло серебро, ярче молний. И что-то внутри пронзительно отозвалось на это сияние…
И я открыла глаза. Первое, что я увидела – это полузвериная физиономия урсолака, перекошенная и побагровевшая. Он сипел и пыхтел так усердно, что у меня возникли крайне неприличные предположения. Потом я разглядела свою правую руку, намертво сомкнувшуюся на окованной металлом рукояти секиры, которую полуоборотень безуспешно пытался у меня отнять. Я начала хмуриться, но именно в этот миг над плечом урсолака появилась синеносая мордочка Тихонького Мя.
– А, деточка, таки ты наконец-то очнулась! – несмотря на нарочито бодрый тон, я не могла не заметить, как нервно дрожат кончики его замечательных ушей.
– Что… – просипела я, кашлянула и повторила попытку. – Я успела что-то… сломать?
– Ой, да нет, душечка! – натянуто улыбнулся фир дарриг и быстро облизнул длинным язычком мордочку.
– Просто… ты немножечко побуянила, немножечко раньше освободилась от пишога, да. Такая проказливая девочка! – И он погрозил мне окровавленным пальчиком.
Я нахмурилась сильнее. Обычно, Мя успевал смыть кровь с рук к моменту моего пробуждения и вообще устранить все следы проведенной операции.
– Что, я прямо посреди извлечения начала… отбрыкиваться? – предположила я, пытаясь понять, что мне так мешает. Потом встретилась с горящими глазами урсолака и сообразила, что все еще стискиваю рукоять его секиры. – А он что тут делает?
