– Это совершенно невероятно, – возразил Дубельт, – нынешний двор – олицетворение покорности и дисциплины.
– А! – Бенкендорф едва шевельнул пальцами в пренебрежительном жесте. – Но мы никогда не можем знать точно, какие лица могут быть скрыты под масками…
– Ты кого-то нашел? – спросил Дубельт.
– Да… – едва слышно прошептал Бенкендорф. – Наклонись ко мне, тяжело говорить.
Леонтий Васильевич пригнулся к самому лицу шефа.
– Это ты, Лео, – прошелестел шепот Бенкендорфа. – Ты.
Дубельт только улыбнулся.
– Ты с ума сошел, Александр Христофорович, – сказал он негромко и быстро обежал глазами просторную каюту.
– Я говорю тебе об этом именно сейчас, – прошептал Бенкендорф. – Я раскрыл тебя, Лео.
– Ах, Александр Христофорович, ради бога!
Умирающий Бенкендорф закрыл глаза и улыбнулся – такой улыбкой, которой никто и никогда не видел на его губах – жалкой, беспомощной.
Пароход резко клюнул носом. Дубельт оперся на стенку каюты и пристально сверху вниз посмотрел в открытые глаза Бенкендорфа. Они стремительно тускнели.
Обитель
Доктор Галер устало смотрел в каменный пол.
– Прежде чем мы пойдем туда, – он кивнул в сторону следующего зала, – может, вы расскажете, как вы догадались, что нужно нажать на голову горгоны? И почему вы решили, что в Обители именно двенадцать залов?
Луиза вздохнула.
– Вы давно были знакомы с бабкой?
– С Агатой Карловной? Чуть больше недели.
– Что она рассказала вам обо мне?
Галер пожал плечами.
– Почти ничего. Просто сказала, что вы – ее внучка и поможете пройти Обитель.
Уголки ее губ чуть дернулись вверх.
– Как вы вообще попали в ее лапы?
– Это долгая история, – ответил Галер.
– Я хочу знать.
Она резко вскочила на ноги, натянутая как корабельный канат в ветреную погоду. От былой апатии и бледности не осталось и следа. Но доктор знал, что это – обманчивое впечатление.
– Я должна знать! – крикнула Луиза, и ее голос гулко отразился эхом в зале со статуей с кентавром. – Я, в конце концов, должна знать!
– Разве баронесса не сказала вам?
– Разве топору говорят, зачем его берут в лес? – горько отозвалась девушка.
– Хорошо, я расскажу вам все, что знаю, но сначала вы объясните про серп и голову Медузы.
Луиза прислонилась к холодным камням стены.
– Это все просто. Старик – это Кронос, отец Зевса. Серп – его оружие.
– Так, – кивнул доктор.
– Кронос пожирал своих детей, рожденных Геей, потому что ему предсказали, что один из сыновей станет его убийцей, – продолжила девушка, – поэтому, когда на свет появился Зевс, Гея решила спрятать младенца и дала Кроносу камень, завернутый в пеленки. Старик проглотил камень, а Гея укрыла Зевса в пещере на острове Крит.
– А! – вспомнил доктор. – Там был барельеф с горой и пещерой!
Лиза кивнула.
– Но при чем тут коза, Афина и горгона?
– Ну! – Луиза досадливо топнула ногой. – Это же несложно! Главное – связать Кроноса, Крит и пещеру! Гея спрятала Зевса в пещере, где его вскормила своим молоком коза Амалфея. Потом, когда Зевс подрос, он принес Амалфею в жертву – в благодарность за чудесное избавление от смерти. Шкура козы была прочнее стали, и Зевс использовал ее вместо щита, когда вышел на битву со своим отцом. Именно Эгида – шкура козы Амалфеи – и защитила Зевса от страшного серпа Кроноса. Теперь понимаете?
– Шкурой кормилицы? – удивился доктор. – Но как она оказалась у Афины?
– Родив Афину, Зевс…
– Родив Афину? – перебил ее Галер. – Зевс?
– Вы что, – рассердилась девушка, – ничему не учились?
