Была ночь, одинокая лампочка, освещавшая комнату, гудела, иногда моргая. Возникало неприятное, свербящее ощущение, особенно когда она затухала на пару секунд, оставляя меня одного в темноте.
Я никому не сказал о том, что всё-таки решился на проведение ритуала. Друзья и так помогли мне с поисками. Кроме того, у меня были подозрения, что Лиар мог бы вовсе меня не пустить – в конце концов, мне предстояло набрать целую чашу крови, пускай и небольшую.
Колени тряслись, а руки ходили ходуном, я еле удерживал мел, пытаясь начертить линию. Она выходила кривой, и я стирал её, вновь начиная заново. Лишь с шестого раза у меня получилось нарисовать узор, похожий на тот, что был изображён в книге. Я сверился с ней и остался доволен, уверен, у меня не получится лучше.
Печать напоминала схематично изображённого человечка в двенадцатилучевой звезде, её ограничивал двойной круг, между окружностями я вписал указанные в книге символы, напоминающие буквы неизвестного мне языка.
Глубоко вздохнув, я попытался успокоить колотящееся сердце. Не помогло. Я перевёл взгляд на серебристое лезвие кинжала, что лежал передо мной на полу и с отвращением поморщился.
Тогда я заставил себя вспомнить лицо демона, смотрящего на меня своими жуткими жёлтыми глазами. Это помогло: ненависть всплыла из глубины моей души и охватила разум. Она мне придала силы действовать.
Я взял железную чашу, её поверхность была холодной и гладкой, и перенёс в центр узора, где находилось специальное для неё место – круг в районе живота человечка. Взяв кинжал, я сел перед чашой на колени, резко выдохнул и, зажмурившись, чиркнул остриём по ладони.
Боль вспыхнула и угасла. Появились алые капли и нехотя потекли, падая на серебристую поверхность, я сжал кулак, но струйка была слишком маленькой – так бы я не смог бы наполнить чашу. Я вспомнил текст книги. Там говорилось, что нужно резать запястье. Мне очень не хотелось повторять болезненный опыт, но вспомнив об Амалии, о своей беспомощности и о том, что я должен стать сильным, я набрался храбрости. Я смогу!
Лезвие легко скользнуло по руке, оставив длинную линию. Боль не пришла, а алая струя побежала неожиданно сильно. Я поднёс руку к чаше. Кровь быстро наполняла её, несколько капель пролетело мимо, упав на рисунок. Он засветился в этом месте красным, сияние пронеслось по узору, окрашивая человечка, а затем заполыхал весь рисунок целиком. От чаши пошёл бордовый пар. Голова закружилась. Я упал на пол и, часто дыша, смотрел на вертящийся потолок.
Ужасная боль сдавливала меня, казалось, голову сжали каменными клещами: “На свете не может быть такой боли, просто не может!”
Я думал, это не закончится никогда, но постепенно боль стала ослабевать, и я очутился в тёмном пространстве.
Вдалеке горел язычок голубого огня. Я потянулся к нему и он приблизился, боль утихла, но появлялось другое ощущение. Странное. Оно напоминало чьё-то присутствие и словно давило на меня.
Огонь стал ещё ближе и заплясал совсем рядом, будто его было можно достать рукой. Но это пламя, его нельзя было трогать: обожжёт. Однако оно не казалось страшным, так хотелось до него дотронуться…
Я сам не заметил, как протянул руку и коснулся его. Пламя не обожгло, но вытянулось и направилось ко мне, окружая. Вскоре всё рядом со мной горело, голубые язычки танцевали передо мной. Это совсем не пугало, наоборот, успокаивало. Я слышал шёпот. Он был тихим, но постепенно нарастал, и вместе с ним усиливалось давление.
