– Она прекрасно себя чувствует, насколько это возможно в ее возрасте, благодарю вас за заботу, Ваше Величество, – девушка снова сделала реверанс.
– Она все так же поносит и проклинает нас?
Размякшие в духоте придворные подобрались. Было общеизвестно, что полубезумная старуха Эртега вместо благодарности за оставленную жизнь, свободу (три года заключения в Пратте не в счет) и даже часть имущества, затаила на короля обиду, и теперь рассказывает всем, кто согласен ее слушать (в основном, прислуге, поскольку больше с ней никто не желает знаться), что после смерти демоны размотают его требуху по всему аду за убийство законного короля Лорна Базаса.
– Уже гораздо реже, чем раньше, всего-то пару раз в неделю, и без прежнего вдохновения, Ваше Величество. Вероятно, ей уже наскучило это занятие.
Придворные вострепетали. Они в изумлении переглядывались, словно пытаясь найти на лицах ближних своих подтверждение, что им все это не послышалось, затем вперили встревоженный взор в короля. Эрнотон любил острых на язык людей, в особенности, если это были хорошенькие девицы, однако не терпел и намека на непочтительность по отношению к своей персоне. Танна Эртега слишком близко подошла к границе, отделявшей остроумие от дерзости, можно сказать, остановилась прямо на ней. Тем не менее, король, по всей видимости, счел ее ответ забавным, поскольку добродушно усмехнулся:
– Скажите лучше, что своим избавлением я обязан вам, ведь наверняка теперь она поносит вас и вашу покойную матушку?
– Такое тоже случается, – уклончиво ответила девушка. – у танны Кирении суровый нрав.
– Могу себе представить, – фыркнул заметно повеселевший король. – Видимо, именно вам я обязан излечением от язвы. Если верить народной молве, что язва появляется у жертв злословия, то моя – явно заслуга вашей тетушки.
– Буду счастлива считать это началом службы вашему величеству.
– Я вижу, что вы достойная представительница рода Эртега, танна Далия. В вас присутствует бесстрашие и прямота ваших предков, и даже совершенно несвойственная им учтивость. Да, насколько я помню, даже ваш отец не видел совершенно никакой необходимости в том, чтобы подбирать выражения, – задумчиво протянул король. – Однако, как ни прискорбно, стоит отметить, что в отличие от вашей тетушки, верностью своим убеждениям он не отличался, иначе бы не оставил сана жреца.
Взгляды присутствовавших жадно прилипли к фигурке в темном платье. Даже не подумав смутиться, она ответила холодно и даже немного надменно, но по-прежнему невозмутимо, что ее достойный отец неоднократно доказывал верность своим убеждениям в самых разных случаях; относительно же его отречения от сана она не берется выносить никаких суждений, полагая, что это дело Главного храма. Король не стал настаивать, и примирительно ограничился старой поговоркой, что раз в году мол тень луны заходит на солнце, а тень безрассудства – на умы мудрецов.
– Раз в году и храмовники ходят в бордель, – оглушительно громким шепотом произнес ничтожный виршеплет Кловис Дамиани, будто бы на ухо танне Монтеро, но явно рассчитывая, что в безмолвии зала его услышат все присутствующие. Так и случилось. Послышались смешки. Затем зрители этого захватывающего, как уже становилось понятно, спектакля, замерли в ожидании реакции короля и Далии Эртега.
Король недовольно поморщился, но ничего не сказал, с интересом глядя на танну Далию. Та неторопливо повернулась к придворному остряку.
