День, который определил политику «Центров силы» - страница 3
Дело в том, что я выехал к месту двухнедельной стажировки в двадцатых числах октября 1956 года, будучи курсантом второго, выпускного, курса. О стране мне было известно лишь то, что она встала на путь социализма, и все остальное из того, что о ней публиковалось в советских газетах. Числа 21-го или 22-го мы прилетели туда в группе других стажеров из различных военных училищ. Я был встречен своим родственником, который сказал, что я буду прикреплен к воинской части, которая, как я понял, имела отношение к охране Штаба группы войск. Базировалась эта часть где-то в районе аэропорта.
Все мы, стажеры, впервые отправились за границу, тем более в такой исторический город, как Будапешт. Однако наши надежды, что мы посмотрим столицу на тот момент уже братской социалистической страны, не оправдались. Минимум три дня мы сидели в части, слушали лекции замполита батальона о нынешней сложной международной в общем и в ВНР, в частности, обстановке. Из этих лекций стало ясно, что в стране что-то не так и часть приведена в полную боевую готовность, даже стажерам было приказано получить вооружение, новое обмундирование (мы прилетели в штатском) и все, что к этому прилагается. Наша экскурсионная программа была отменена, поскольку на улицах уже происходили демонстрации, переросшие в ожесточенные беспорядки, в ходе которых применялось оружие.
23 октября 1956-го в столице начался антиправительственный мятеж. Улицы я все-таки посмотрел – но уже в качестве экипажа бронетранспортера в составе нашей роты, когда нам поступило приказание выдвинуться к Парламенту. БТР, где я стал пулеметчиком, занял место в походном ордере, и около двух часов мы проходили по улицам, которые уже были охвачены вооруженными столкновениями. У разгромленного здания Горкома я впервые увидел мертвые тела: погибшие были одеты в форму – по всей видимости, либо сотрудники AVN, либо полицейские (как нам потом сказали, это была перебитая охрана Горкома). Огонь открывать нам запрещалось, за исключением случаев прямого нападения. Часа через два-три мы подошли к Парламенту и соединились с другими нашими воинскими подразделениями. Разместились на близлежащей территории, были готовы к любой обстановке и ждали приказа. Было хорошо слышно, как в здании Парламента шла то затихавшая, то усиливавшаяся перестрелка.
По прошествии очень тревожной ночи мы получили утром приказ возвращаться в расположение части, так как на смену должны были прийти венгерские военные. На обратном пути мы могли видеть – я через триплекс как пулеметчик, а остальные через бойницы – экипажи и сгоревшие танки. Наши или венгерские – не могу сказать, не до того было. Таким оказалось мое возвращение в следующую после ВОВ войну. Дальше мы находились только на охране наших собственных частей, хотя все последующие дни канонада стояла очень серьезная, были введены войска, но по требованию нового премьера Имре Надя вскоре отозваны. Уже позднее, после возращения в Союз, когда я внимательно ознакомился с тем, что писали о событиях наши газеты, узнал, что до 3 ноября непрерывно велись переговоры между Имре Надем, министром обороны Кираем (командующий вновь образованной мятежниками Национальной гвардии) и другими генералами. 3 ноября во время переговоров в Текеле все они были арестованы, а позднее – казнены. 4 ноября нам сообщили, что в ближайшие дни все мы – стажеры и родственники военнослужащих – будем отправлены на родину, настолько осложнилась обстановка.