Деревенское детство - страница 4



Курочка по сеночкам похаживает,

Тюрли, тюрли ли да приговаривает……

Это длинная песня, но Римме особенно этот смешной припев нравился. А у папы была другая любимая песня.

Посеяла огирочки низко над водою,

Сама буду полываты дрибною слезой…

У папы был сильный и красивый голос, а вот мама почему-то не пела, но слова всех песен знала. Поэтому с папой пела Римма, она любила петь.

Ребятишки, конечно, многое не понимали и во взрослых процессах не участвовали, но бегали с крашенными яйцами и бились друг с другом. При этом у Юрки уже был полный карман яиц, он биток нашел хороший, а у Люды, Римминой одноклассницы, ни одного и она от обиды чуть не плакала. Римма выделила ей пару яиц, сказав при этом.

– Не бейся с Юркой, он жульничает. У него наверно и яйцо-то деревянное!

И вообще девчонки с мальчишками старались не связываться, вечно они какую-нибудь каверзу подстроят.

ГЛАВА 2

Это сейчас Римме не скучно. Взрослее стала, да и подруга Тамара переехала жить с семьей из другого села. А еще в прошлом году ей было порой до слез скучно и страшно. Маме не до игр с ней, работы во дворе и дома не переделать. На маминых плечах, а она невысокого роста, но с сильным характером, лежала забота о доме, о хозяйстве и о ней, дочке. Мама суетилась весь день, а Римме внимания не хватало. Ей хотелось, чтобы мама почитала ей книжку, поиграла с ней в куклы, поговорила. Папа чаще всего до ночи в поле, если посевная или уборочная, а то и совсем не приезжает, ночует там же на полевом стане. Днем еще можно найти занятие, а вечером она начинает ныть.

– Мама, скучно, пойдем на улицу.

Выйдут на улицу, сходят к озеру. А за озером волки выть начинают, а еще из камышей доносится: выыпь, выыпь. Это птица, ее так и называют – выпь, голову в воду опускает и кричит. Всего лишь птица, а крик у нее страшный получается, громкий.

– Мама, страшно, пойдем в дом.

Вот так и ходят, пока отец не приедет. И сразу другое дело. Папа рассказывает, что-нибудь интересное. С ним даже есть веселее. Папу она увидела первый раз, когда ей исполнилось пять лет. Он был на фронте, а потом еще в плену. Его считали пропавшим без вести и только после войны, слабого и больного привезли домой. Мама рассказывала Римме о ее первой встрече с отцом, как это виделось со стороны.

Ее посадили на скамью рядом с отцом, и она, испугавшись пока еще чужого ей человека, отодвинулась. Отец пересел к ней поближе. Римма, снова отодвинувшись, упала со скамьи и заплакала, а отец взял ее на руки, обнял и начал утешать. Так началась их дружба и любовь. Маму она, конечно, тоже любила, но как-то по-другому. Теперь она не хотела расставаться с отцом ни на миг. Иногда он брал Римму на объезд полей и даже во время посевной или уборочной страды возил на полевой стан, а порой она и ночевать оставалась в их временных вагончиках. В вагончиках были построены нары из досок, положены матрасы. Спать было не очень удобно, но рядом был отец и Римма была счастлива. Она и похожа на отца, такие же кудрявые волосы, как и у него, крупноватый нос, Гавриловский, как говорили окружающие. Ну и пусть, он ее совсем и не портил, пухлые губы, причем нижняя губя полнее верхней, зеленоватые глаза. Отец был высоким, стройным, красивым мужчиной. Когда он рядом, все хорошо.

– Сейчас мы с тобой, дочка, тюрю есть будем. Хочешь тюрю?

– Хочу, а какая она, тюря?

– А вот увидишь.

Он крошит хлеб кусочками, режет лук, солит, заливает кипятком и приговаривает.